Следующий фрагмент, который прошел бетирование. Кому лень читать длинный текст - придется подождать. Я завершу нарезку, когда выложу цельную версию.
Бета: Рысь.
Военный консультант: Рысин муж.
Исключительно сильно буду рада комментариям, содержащим информацию о пустыне и войне в пустыне.
Начало: vinny1.diary.ru/p191958762.htm
Поехали
Винт появляется буквально через полчаса. Внушительных размеров кар, явившийся первым, оказывается охраной. Едва машина останавливается, как из нее выпрыгивают шестеро такого же внушительного вида, как и тачка, телохранителей и выстраиваются едва ли не церемониальным коридором. Келли пробивает на смех – нервное, не иначе, он кивает в сторону мелкой неприметной «Тойоты», откуда выбирается Винт и торопливо топает к двери.
Пожар, конечно, уже потушили, но внутри наверняка все покрыто пеплом и изрядно воняет. Винт не обращает на это внимания – беспокоится за свое более ценное имущество, и направляется внутрь здания. Келли тушит сигарету о стенку, окурок по привычке пустынной крысы тщательно прячет в специальный карман на поясе. Даже если окурок раскрошится, из него всегда можно сделать самокрутку.
Они добираются до своих байков, оставленных за два квартала. Келли отсылает двоих дальше по улице, еще одного оставляет на перекрестке, а сам, усевшись за спиной рыжего с челкой парня, напяливает зеркальный пижонский шлем. Заметить такой нетрудно, но как бы ни была мала вероятность, что Винт сможет опознать давнего беглеца, рисковать он не желает.
Как и рассчитывает Келли, босс, убедившись, что материальный ущерб минимален и легко списывается по статье «хулиганские действия», оставляет бордель на попечение верного помощника-бармена, а сам направляется выяснять личности своих посетителей и прочие сопутствующие обстоятельства. Бармен наверняка указал, что по меньшей мере один из посетителей – «шестерка» Курта, так что куда именно направится Винт, представить было не трудно.
Они по очереди следуют за каром Винта и машиной охраны – гроб на колесиках, как иронизирует про себя Келли. Мнение его о бывшем «хозяине» падает ниже плинтуса: они тащатся за машинами уже полчаса, и никто из этих самых охранников не обращает внимания на это примечательное обстоятельство. Парни меняются, пару раз вообще ехали по соседним переулкам, один раз чуть не потеряли, нашли на очередном перекрестке и уже без дополнительных указаний разделились, чтобы подождать свою цель и определить ее дальнейший маршрут – в общем, весело проводят время, воображая себя не меньше чем шпионами Звездного Креста.
Келли вдруг думает, что по возрасту эти его подручные, которые полчаса назад держали на прицелах других людей и были готовы их убить, лишь чуть старше или даже не старше тех школьников, что играли в первых космонавтов на окраине города и воображали себя страшно крутыми, отчаянно смелыми, потому что нарушили немало инструкций и лгали, чтобы добиться цели. И на миг ему становится грустно.
К Курту Винт не доехал: кары остановились возле бара, тоже, по-видимому, совмещающегося с борделем, побыли там минут пять, и поехали дальше.
А еще через десять минут кары разделились, и машина с охраной безмятежно отправилась к старому Цирку, а машина Винта – по направлению к Лайд-стрит, границе Цереса.
- Двигаем за Винтом?
Келли пожимает плечами: странное поведение для охраны и странное поведение для босса. Типа на границе его охранять не надо? Логично продолжить слежку за Винтом, и то, что тот отослал охрану к Цирку, вроде бы должно свидетельствовать, что Винт наживку заглотал – необыкновенная удача. Но вот если бы он был Винтом, старым пройдохой, работающим на все кланы сразу, клюнул бы он на такую откровенную провокацию?
Келли думает, что если бы он не знал Винта сам, если бы не крутился в этом городе последние три года, то может быть, и поверил бы. Но он не верит, и рассчитывал на совершенно другую реакцию.
- Звони парням, чтобы четверо продолжали ехать за каром Винта, а мы и тот русый…
- Беня.
- А мы и Беня поедем обратно. К тому борделю, где они останавливались.
-Зачем?
- Винт там.
- Где?
- А борделе том.
- Но он же выходил!
- Выходил, но не уехал. Давай, двигай быстрее.
Они даже не останавливаются перед главным входом в бордель, просто проезжают мимо, позволяя Келли убедиться в своей догадке. Старый как мир трюк: на месте, где останавливалась машина Винта, на дороге расположен канализационный люк – отсюда видно, как блестят смазанные пазы и петли.
- Ну ни фига себе,- тянет рыжий, с восхищением глядя на Келли, - умный, гад.
- Еще бы, - без энтузиазма соглашается он и машет рукой, - езжай дальше.
В проулке они останавливаются и поджидают Беню.
- И че делаем?
- Ждем. Слежку он заметил, охрану отослал для вида. Скорее всего, у него здесь есть и охрана, и выходы. Если решится уходить через них – нам его не найти, и надо будет придумывать что-то другое. Да только вряд ли он будет бегать хрен знает от кого в собственном районе. А будет он сейчас потрошить свои базы, чтобы узнать, кого он сдал в аренду и кому, и как так получилось, что этот кто-то не вернулся, а его жертва пришла предъявлять претензии. Так что будет ждать гостя.
- Хе, это бордель, тута этих гостей как собак нерезаных.
- Нет, - Келли качает головой, - этот «гость», если явится, выглядеть будет иначе.
Прогноз Келли сбылся только наполовину. Винт действительно отсиживался у себя и что-то активно узнавал. Но гость в бордель не явился: вместо этого сам хозяин покинул заведение через черный ход и укатил в завалящем фургончике мобильной сети Цереса.
Вот же умный, гад!
- Так. Бросайте охрану, двигайте на Чайн-стрит и ждите в районе Шахрани. Смотрите за фургоном мобильников, голо я сейчас сброшу. Осторожней, наверняка внутри есть охранники. Посмотрим, куда он двинет в конце концов.
Келли стаскивает шлем, напяливает свою маску, хлопает рыжего по спине: двигаем. Если бы ставкой в игре была только его собственная жизнь, эта игра в кошки-мышки ему бы чертовски нравилась. Но ставка другая, и сдохнуть здесь, не узнав ответа, он просто не имеет права.
Черный хорошо помнит это место. Когда-то, на заре времен или на заре колонизации, здесь тоже была горная гряда, вернее – горное плато. То ли естественным путем, то ли в результате многочисленных искусственных землетрясений плато было почти целиком разрушено. Пески, ветер, странные войны между механизмами и ненастоящие войны между существами, которых трудно было назвать людьми, но гораздо легче – роботами, проносились сквозь развалины, то погребая их под собой, то вновь вытаскивая на поверхность. Сколько охотников и караванов погубил этот блуждающий остров? Сколько новых аномалий породил, искажая земли и воздух?
В пустыне немало таких кусков земли: старых скал, позабытых воздушных колодцев, шахт, прорубленных так давно, что сведений о них не сохранилось ни в памяти людей, ни в памяти машин. Караваны, завидев вновь появившиеся развалины, поминают рагонов и Песчаную Деву, обходя проклятое место стороной. Кочевники равнодушно игнорируют бродячие скалы: надо будет укрыться сейчас – воспользуются, не надо – забудут о них. Охотники чаще других пытаются узнать, что внутри. Чаще всего – ничего, кроме камней и песка, но если кто-то из крыс случайно погибнет под обвалом, слухи о гиблом месте поползут вдоль тракта.
Плато, о котором думает Черный, весной было на месте. Зима заперла Черного в Южных Горах, и в Танагуру он добирался извилистым путем. Зимние ураганы изрядно изменили рельеф от Белых Дотов до бывшей Озы Нептуна, и Черный решил дальнейший путь тоже держать не по тракту. Это заняло больше времени, но Белка всучил ему байк с усовершенствованным фильтром, так что на самом деле до тракта он добрался даже быстрее, чем рассчитывал.
Остров Кораблей был на месте. В прошлом году Черный ничего не слышал о нем, а вот три года назад, он точно помнит, острова видно не было: в тот год летние бури настойчиво разоряли каньоны на юге, и необыкновенное количество песка превратило в эрры районы, традиционно считающиеся глинистыми. Остров был погребен под их толщей, и его тогдашний спутник так и не увидел этого грандиозного зрелища.
На самом деле непонятно, почему останки плато носят такое гордое название. Черный, знакомый с различными видами космического транспорта, и в давней, очень давней юности летавший на катерах и малых ботах, никакого сходства с теми монстрообразными громадинами, которые называют кораблями, и этими развалинами не видел. На хищные обводы яхт и военных флуггеров скалы тем более не походили. Впрочем, Белый Дот тоже ни разу не похож на армейские склады, однако называется именно так. Да и не белый он ни разу.
Весной Черный объехал Остров по периметру, убедился, что никаких посторонних следов, запахов и маскировки нет, заглянул внутрь. Обточенные ветром камни громоздились в живописном беспорядке, образуя несколько относительно ровных площадок, окруженных с одной или двух сторон вертикально стоящими стелами и узкими коридорами, заваленными беспорядочными грудами камней, песком и пылью. Площадки находились довольно далеко друг от друга – он тут же отметил про себя, что с чанкера не достать, да и гранатой хрен добросишь. Крайняя восточная площадка, к тому же, отгораживалась от ближайших соседок двумя вертикальными обрывистыми скалами. Черный объехал площадку еще раз и прочно запечатлел в памяти мелькнувшую картинку: волшебный замок космической принцессы и ее клыкастые охранники, поливающие нападавших зеленым огнем. Огня было так много, что в какой-то момент замок оказался как бы на острове посреди зеленого горячего озера, в котором все враги благополучно сгинули.
Именно туда он сейчас и идет. И ведет своих людей.
Иногда, правда, не идет, а ползет. Вот как сейчас, например: порыв ветра сбивает Черного с ног, канат на поясе натягивается, больно впиваясь в ребра. Черный хрипит, распластывается на склоне, чтобы не катиться дальше и не удавиться чертовым тросом. Скольжение останавливается, он приподымается и на четвереньках выбирается обратно на вершину, где следующий порыв воздуха пытается проделать с ним то же самое. Черный упрямо встряхивает головой и топает на четвереньках. Ладно, там дальше спуск, все равно где-то будет спуск, и ты хрен меня достанешь!
Не видно ни черта, или ни рагона – один хрен. Он не забыл надеть респиратор – первый по этому поводу величественно пожал плечом, мол, друг, ты сильно беспокоишься о бренной жизни; второй, пользуясь преимуществом здравого смысла, перехватил управление и напялил респиратор на общую голову. Проверил фильтры, дозатор, батарею, кислородный баллон и приготовил второй на всякий экстренный случай. Кто-то из них, кажется, засмеялся, Черный не может отчетливо вспомнить, кто, но искренне надеется, что Тихий или еще кто-нибудь – никакой не кто-нибудь, а именно Тихий – не заметил его попытки беседовать с самим собой. Тихий не все остальные, он на байку о беседах с Песчаной Девой не купится.
Его люди смотрели на него как на безумца. Его люди смотрели на него как на героя. Его люди заразились его безумием и пошли за ним, не спрашивая и не сомневаясь. Черный не знал, чего в этом было больше: веры в какого-то посланца Девы, ее любовника, ее воителя, или знания о том, что легендарный охотник девять лет таскается по пустыне и ни разу не ошибался.
Ошибался, конечно, и не один раз, просто ему всегда удавалось выжить после своей ошибки и не повторять ее. Но его люди сейчас этого не помнили, его люди просто выслушали то, что он сказал, и стали собираться. А он смотрел на них и думал, что любит их всех больше всего на свете, и что никогда и никто ему не был так дорог.
Чертов приход!
Спуск начинается чуть раньше, чем он ожидает. Черный на миг останавливается, анализируя ощущения: они идут по более крутой дуге, чем тогда, когда он был здесь весной, а значит, той древней солончаковой проплешины еще не достигли. Так откуда спуск? Ураган успел расколоть солончак? Песок намело? Скорее последнее, потому что его руки и ноги при дальнейшем движении погружаются в движущееся месиво чуть ли не на треть, и вниз он спускается, как на салазках. Трос опять впивается в тело, пытаясь перерезать его пополам, Черный тормозит и быстро возвращается на пару шагов назад. Ждет, пока следующий за ним караванщик, Шарик – вторым он идет по жребию, хотя Черный так и не понял, почему вообще возник этот вопрос, кто идет за дартом – подойдет поближе, и дергает канат: спуск, передать дальше.
Если Белка их не найдет, придется обойтись собственным боезапасом. Это не много, вернее говоря, это абсолютно, совершенно не достаточно. Им не выжить, не выиграть, не победить, если Белка и Рагон не успеют. Но в том месте, куда они идут, можно держать оборону – час, два, три, целый день. Он уверен, что они продержатся не менее суток, потому что напалма у них предостаточно. Сгущенный чуть ли не до твердого состояния, запакованный в контейнеры, легкий смертоносный груз проделал с ними путь частью от Танагуры, частью от Серых Камней, и последней частью – с торжища у Белой Базы. То, что хранил для Черного его «бугор», и о чем Никлас не мог передать никаких сведений – просто не успел бы. Он понятия не имеет, важно ли то, что шпион-наблюдатель не успел передать эту информацию, или не важно, но надеется, что да. Они очистят коридоры вокруг той восточной площадки, выроют канавы в песке и заполнят напалмом. На сутки его хватит.
Зальют врагов зеленым бушующим огнем, и принцесса будет спасена. Черный замечает, что шепчет это вслух, мотает головой, встает на ноги – уже можно, здесь можно идти в полный рост и не заботиться о том, что ветер сорвет с тебя груз или одежду, засыплет песком или камнями – идет, сильно припадая на давным-давно покалеченную ногу, и не замечает этого. Боли он не чувствует, усталости тоже, только пить хочется. Но сейчас этого делать нельзя, так же, как и снять респиратор и заговорить вслух – второй крутит мысленным пальцем у мысленного виска, и первый снисходительно соглашается.
Рагон со своими людьми прорвется через людей Сталлера, сколько бы у них не было оружия – Черный в этом не сомневается. Людям Белки придется куда хуже – их меньше, и драться им приходилось намного реже. Как бы низко не ценилась жизнь в пустыне, принадлежность к технократам песков защищала Мастерские и их обитателей куда сильнее, чем реальная сила чанкеров и «лягушек». Но зато теперь, он уверен, оружия у Белки намного больше, чем у него самого и у Рагона. Те бомбометы, или как там их называл Тихий – Белка наверняка сделал что-то подобное, он еще зимой показывал ему схемы. А значит, ему тоже будет чем «порадовать» сталлеровских наемников.
Ничего. Прорвутся. Дайте только добраться, дайте хоть один-единственный шанс – и мы выдерем победу! А не дадут шанса – сами возьмем!
Какое-то время Алек тупо пялится на мерцающий, уже пустой голоэкран, где медленно, как долбаные рыбки в аквариуме, плавают слоганы рекламы. Он отстраненно удивляется, какого хрена у Казанка на компе делает реклама, да еще и муниципальная. Потом вспоминает, что вообще-то это никакой не комп Казанка, а сервер технической службы филиала Департамента туризма, и ясное дело, на нем крутиться будет все, чему положено крутиться в туристической конторе. Потом Алек думает, а на хрена на серваке вообще сидит монитор, да еще и голо, но тут на запястье срабатывает вибросигнал браслета, и он с трудом отводит глаза от экрана.
В этот момент один из слоганов переворачивается вверх ногами и задом наперед, выяснятся, что его можно прочесть туда и обратно, и Алека беспощадно выворачивает прямо себе на ноги.
И на ботинки. И на пол, разумеется. Твою мать!
Он распрямляется, прижимая руку к животу в попытке облегчить или остановить спазмы. Слепо шарит ладонью по столу, по карманам, намертво забыв, где же должен быть мобильник. Или не мобильник. Блин, вот о чем он договаривался? Вибросигнал превращается в серию коротких импульсов, и спустя еще минуту Алек наконец вспоминает: нет никаких мобильников или «уоки-токи», какие на хрен мобильники могут быть у предметов, идентифицированных как роботы-уборщики? А вам здесь не Глаз Юпитер, в здании камеры смонтированы по старинке: сначала пишут, потом передают сигнал, а уж потом сервак обрабатывает и в зависимости от сигнатуры выдает то или иное изображение диспетчерам. Так что разговоры в пустом помещении между двумя роботами будут выглядеть несколько экзотично.
А с Казанком они решили использовать простой, как булыжник, код Морзе.
«Ответ. Время».
«Сделано. Уборка».
Алек с трудом встает, шарит по ящикам стола, где наверняка валяется что-нибудь из бумаг или упаковок, или даже тряпок, которые обязательно кто-нибудь не донес до утилизационного люка – странно, нет ничего. Он морщится. Браслет дергается.
«Уборка».
«Выблевал».
А такого рода мусор уборщику лучше не давать. Алек, проклиная собственную глупость – вот на хрен он съел этот несчастный пончик, не мог до утра потерпеть? – топает в туалет. Слава Юпитер, задницы еще не научились вытирать пластиком или виртуально-ионной хренью. Он буквально опорожняет бумагодержатель, обтирается, тщательно собирая использованную бумагу в вонючий ком, и возвращается обратно.
Казанок напоминает: «Время». Алек не отвечает. Казанку стремно, ага-ага, привык к удаленной работе, задницу-то теперь бережет получше, чем когда только явился в Нил Дартс. С другой стороны, за столько-то времени пацан должен был понять, на кого они там работают в своем элитном и типа независимом киберпитомнике, так что его беспокойство понятно: то, что они сейчас делают, ни под каким видом к легальной и нелегальной деятельности мамы-Юпитер не привязать. Поймают – вывернут наизнанку мозги.
Алек протирает пол, пока не убеждается, что точно, совершенно точно стер следы, и потом выпускает приторможенных настоящих уборщиков. Эти ребята моют полы с помощью массы дезинфицирующих средств, так что, по идее, слабые следы чужеродной органики их не смутят.
«Время», передает он Казанку. Не торопится: роботы не торопятся, до активации сигнала оставленных в техническом центре уборщиков не менее пятнадцати минут, а роботы бегать по коридорам не обучены. Так что – спокойствие и выдержка.
Казанок молча кивает – охраны не было, камеры отключены. И теперь уже вдвоем, не торопясь, спокойно и с выдержкой, они направляются вниз, к главным утилизационным камерам, где легко взобравшись по стеллажу наверх – ах молодость, молодость, ностальгически вздыхает про себя Алек – Казанок осторожно снимает модуль-транслятор, тем самым освобождая камеры слежения от часовой «спячки». Все.
На выходе камера не работает: неправильно припаркованный садовый робот, почти двухметровый короб с садовым оборудованием и гигантским пылесосом, притерся к стене и свернул камеру набок. Техник слинял домой еще в шесть, ночной охранник возиться с камерой или андроидом поленился. Да здравствует человеческая лень, никакая техника не сможет победить эту великую силу.
Пройти полтора квартала, выбросить чипы в первый же люк и прикрепить псевдо-ЛИНки. Они топают молча: Алек мучается болью в пустом желудке, Казанок о чем-то думает.
- Нормально?
- Да. Лицензия «Аркады», разрешение на использование раритетной техники.
Казанок удивленно вскидывает брови: катер – раритетная техника?
- Выглядит убедительно, - безмятежно сообщает Алек и чуть не складывается пополам от спазмов.
- Блядь. Сколько ж можно.
Казанок подхватывает его за талию, подтягивает в переулок, подальше от глаз случайных прохожих. Алек впустую давится спазмами, плюет желчью – слишком много за один вечер, чертовски много за один вечер, выпрямляется и, опираясь на плечо Казанка, топает дальше.
Раньше чем через три квартала такси они вызвать не рискуют, а в метрополитене еще полчаса надо в прятки играть, пока доберутся до нужной станции и в нужном месте.
Все это время Казанок изображает заботливого приятеля, чей партнер или просто друг перепил или ширнулся – обычное дело. А Алек все пытается сообразить сквозь муть после сверхнагрузки: а почему он, собственно, не сказал Казанку, что летит не катер? Какая ему, Казанку, разница?
Фургон крутится по Файритхи без всякой конкретной цели еще где-то полчаса. Келли отмечает, что назначенная им встреча уже явно не состоится. И скорее всего Винт, болтаясь в машине, просто ждет доклада своей крутой охраны, которая заявилась в Старый Цирк два часа назад. И если бы он и впрямь был безмозглым хулиганом с чужими «шестерками», там бы всех их и положили за милую душу. Впрочем, сначала эту душу долго-долго вытрясали бы.
Наконец, машина разворачивается по направлению к Солнечной, проскакивает громадину старинного киноцентра и останавливается у чистенькой конторы «Роботс Лтд» – одной из немногих официально действующих компаний в Цересе.
Келли делает стойку.
- Чейн и Тот, к заднему входу, следить издалека. Рыжий, останешься здесь, Фанк, двигаешь за фургоном, если он все-таки еще куда-то поедет.
- Куда уж дальше, - ворчит кто-то по общей связи, но Келли обрывает звонок. Выследить они его выследили, но вот дальше что? Не цветочки же ему в здание нести?
Винт тем временем выбирается из фургона, шустро следует в здание, махнув кому-то при входе, а фургон едет дальше. Ну да, привлекает внимание.
Келли сползает с байка, толкая рыжего в спину – пошел, а сам неторопливой походочкой направляется вниз по улице. Паранойя или нет, но будь он таким уж умным ублюдком, он бы, конечно, поставил где-нибудь камеру наблюдения, а над входом в здание она точно есть: в конце концов, контора – предприятие официальное и полноправное, хоть в Цересе, хоть в Танагуре. Что, вообще-то говоря, дикий юридический казус, нэ? Так что лучше подстраховаться.
Он сворачивает где-то за два квартала, сверяется с картой на телефоне – ценная вещь, особенно после того, как над ней поколдует кто из знатоков канализационных и коммуникативных систем. Увы, в этом телефоне таких полезных дополнительных опций нет, но Келли не особо по этому поводу расстраивается.
К черному входу он подходит аккурат когда охранник выбирается покурить. Келли подгребает к нему тяжелой специфической походкой нарка-доходяги и в лучшей манере сирых и нищих начинает монотонно стонать:
- Мелочь есть? На сигарету…
- Отвали, - морщится охранник. Келли тянется ближе, чуть не вешается на мужчину.
- Ну да-ай мелочь. Не жлобись…
- Отвали, я сказал…
- Ну дай… жалко, что ли….
Охранник отталкивает назойливого попрошайку, выбрасывает недокуренную сигарету и поворачивается спиной. Келли неслышной тенью встает за ним и коротко, сильно бьет зажатым в руке кастетом между шеей и спиной. Мужик валится на асфальт, Келли успевает подхватить тяжелое тело и отволочь к череде мусорных баков: «Поспи, дружок».
Он сдирает браслет с опознавательным чипом – здесь вам не тут, ЛИНк здесь не работает, но вообще смешно, когда в Церес являются граждане считай что другой страны и носят специальные опознавательные знаки для местной системы безопасности. Натянув браслет, Келли машет ручкой его хозяину, прикрывает того крышкой от контейнера и двигает в здание.
Первый пошел, переход на второй уровень.
Куда направился «большой босс» Винт, узнать можно несколькими способами. Самый незатейливый: взять чанкер наперевес и спросить на ресепшене. Увы, для таких решительных действий нужна компания, а всех «шестерок» Мацуто Келли оставил на улице. Так что он поступает проще: подымается по внутренней лестнице – просто удивительно, насколько употребление лифтов облегчило жизнь ворам и шпионам – и, вскрыв коробку интерфейса, за пару минут считывает данные о перемещениях людей и техники с помощью упомянутого транспортного средства.
Винт обнаруживается на третьем снимке и, согласно данным, поднялся на третий этаж и двинулся влево по коридору. Келли закрывает модуль, посылает его крышке воздушный поцелуй и, перепрыгивая через ступеньки, несется на третий этаж. Влево от лифта у них, правда, аж четыре кабинета, но Келли это не смущает. Он дергает ручку первого, дверь распахивается почти сразу, недовольный мужской голос басит о закрытии приема на сегодня, Келли виновато улыбается, просительным голосом извиняется и поясняет, что он-де нечаянно, что он тут случайно.
Вторая дверь не открывается вообще. За третьей обнаруживается крошечный холл ожидания, секретарь-андроид и два охранника с лицами не знакомыми, но узнаваемыми. Келли влетает в холл с обворожительной улыбкой и криком: «Я приглашен, приглашен!», и пока оба охранника пытаются оценить степень угрозы темпераментного посетителя, вжаривает ближайшего шокером, а второго берет на прицел гвоздемета. Собственно, не успевает взять: тот оказывается сообразительнее коллеги и успевает перехватить руку с гвоздеметом. Келли послушно роняет оружие на пол, пинком ноги отправляет его куда подальше и прикладывает к ребрам тесно прижавшегося охранника шокер. Ощущает под своими ребрами такой же.
Вот блядь!
- Остановитесь.
Голос звучит негромко, но повелительно: нажим на ребра уменьшается, и Келли, тоже решив подчиниться приказу неведомого голоса, так же медленно уменьшает давление. Они оба выпрямляются, являя взору трогательную синхронность действий и ощущений. Охранник не отрывает взгляда от Келли, последний крутит головой, желая увидеть обладателя повелительного голоса.
Обладатель на первый взгляд не впечатляет: невысокий, щуплый мужичок, инопланетянин – и к Оракулу не ходи, но в костюме крайне приличном и с той особенной холодной цепкостью во взоре, которая сразу выдает человека, привыкшего к власти. Что у Винта может быть с таким человеком?
Работа у Винта с этим человеком. Работает он на него, как Добрыня, например, работает на Доктора, которого тоже никто в глаза не видел. А он, Келли, только что вписался на их стрелку в надежде найти информацию о загадочном покушении на его жизнь, из чего следует неоднозначный, но вполне вероятный вывод, что вот заказчика собственной персоной он как раз и видит.
- Если вы обещаете не делать лишних движений, вас отпустят.
Келли хмыкает, но согласно кивает головой. Охранник без удовольствия отпускает его руку, отходит на шаг, глаз с Келли не сводит, даже искоса не смотрит на своего поверженного коллегу – лестно, не то слово. В проеме внутренней двери тем временем появляется еще один коллега по ремеслу, молча ожидая приказания.
Как ни странно, Келли не испытывает страха: убить его здесь не составляет труда – наверняка контора только выглядит обыкновенной, а на самом деле и звуконепроницаемые стены, и собственные камеры, и утилизаторы – все наличествует. И надеться на то, что тип, уже один раз пытавшийся его убить по неизвестным причинам, при личной встрече откажется это сделать, тоже обстоятельства не позволяют. Логично было бы предположить, что из него попытаются вытрясти информацию. Но какую? Шантажировать – чем? Вербовать – куда? Но это уже интересней. Так что Келли не собирается сдаваться. Здесь что-то происходит, с точки зрения внешнего наблюдателя – что-то удивительно нелепое, но происходит.
- С кем имею дело?
Ну, хоть не честь. Келли сердито фыркает:
- Думаю, вы прекрасно осведомлены, с кем. Я представился, назначил встречу, даже выдвинул предварительные требования.
За тот короткий миг, пока предполагаемый куратор Винта молчит, обдумывая ответ, Келли успевает много всего почувствовать. Досаду за свою ошибку и страх за собственную жизнь, обиду за то, что так и не узнал ничего толком и ничем не смог помочь своим, злость и ярость, и твердое решение дорого продать свою жизнь и не уступить ни грамма информации. И еще одно короткое отчаяние от мысли, что это может быть сам Сталлер и есть, которого он никогда в глаза не видел, и что теперь тот сможет покуражиться над помощником Черного и опозорить его в глазах всего Старого Города.
- Вы – Келли, - произносит неведомый босс. Келли усмехается самой паскудной улыбкой, которая только у него получается, охранник в дверях напрягается, а босс кивает.
- Хорошо. Я – Нейман. У меня к вам есть дело.
Валяясь на диване и меланхолично рассматривая потолок, Алек пытается сообразить, где взять катер. То есть не катер даже, а вертолет. Учитывая, что и тот, и другой вид транспорта не продается на блошином рынке Цереса или Танагуры, разницы особой нет. Это для армейской системы сканирования разница есть.
Эта информация промелькнула в технической записке, сопровождающей лицензию на использование воздушного аппарата нестандартного класса. В связи с тем, что амойская армия использует самые передовые дециметровые сканеры, позволяющие проследить блуждание иголки в стоге засушенной растительности, полет вражеской техники любого класса над территорией пустыни и прилегающего водного пространства становился чистейшей абстракцией. Абстракция, однако, не включала в себя полеты на сверхмалых высотах, каковые на Амой, как и на любой другой планете, могли осуществлять воздушные аппараты конструкции устаревшей и неэффективной: например, винтовые вертолеты и воздушные платформы. На платформах над пустыней летать нельзя было вообще: аномальность воздушных потоков и резкая смена ветра превращали подобный полет в гарантированный вид самоубийства, а «вертушки» – усовершенствованный индивидуальный транспорт на гравиплатформе – успешно на этих самых малых высотах перемещались.
Вертолет, однако, будучи прямым предком этого летательного аппарата и обладая множеством недостатков по сравнению с потомком, обладал и несомненным преимуществом. Отсутствие гравиплатформы и возможность использовать самые завалящие и устаревшие системы подачи топлива превращали раритет в объект неустановимого класса – а в реестре такого рода объектов Алек, к собственному восхищению, обнаружил их аж десять штук. И объекты эти обязывались иметь специальные опознавательные знаки и специальную передающую аппаратуру, чтобы быть опознанными сканерами по радиосигналам. Дециметровка элементарно не брала на низких высотах.
Помнится, он тащился от этого факта почти пять минут виртуального времени и не поленился порыться в договорах, чтобы найти, какая контора услаждает своих клиентов полетами на таких изысканных средствах. Так что Казанку он солгал дважды: когда сказал, что использовал лицензию «Аркады» лишь в качестве прикрытия, и когда не сказал, на чем именно собирается лететь.
А теперь вот мучается отходняком, стыдом и необходимостью оторвать задницу от жесткого старого дивана и двигать в Старый Город. Потому что если заявка, вместе с разрешением на использование, полет и прочее завтра будет благополучно активирована – а почему бы и нет? – и менеджер «Аркады» вручит ему ключи от вертолета с пожеланием успешного полета, то, спрашивается, как он полетит?
Можно, в принципе, сосватать пилота самой «Аркады», но тогда бедолаге придется грозить, бить, заставлять лететь хрен знает куда и рисковать жизнью за то, что его не касается. Как-то совести не хватает. И, может, не так уж и жалко бывшему террористу какого-то сытого благополучного гражданина, но вот то, что этот сытый благополучный специалист по полетам обведет его и Крона за милую душу, и полетят они прямиком к армейцам, на станцию или вообще никуда не полетят, а успеет пилот предупредить полицию – это он прекрасно понимает. Так что пилота надо где-то искать.
А где? Где водятся такие глюкнутые фрики, которые согласятся лететь через всю пустыню под прицелом трех армейских баз, всех спутников вместе взятых и хрен знает кого еще?
Алек тихонько подымается с дивана, натягивает ботинки и, не застегивая, выскальзывает из квартиры. Амой – это такое место, где можно найти кого угодно. Буквально.
Дерм отваливается сам. Белка с отсутствующим видом скатывает и сбрасывает теплый, мятый кусок биопластика, и с таким же отсутствующим видом лепит новый. Хорек, мельтеша лицом, как дорожным указателем, и умудряясь даже сидя каким-то образом перемещаться то влево, то вправо, осторожным взглядом провожает стимулятор и продолжает докладывать:
- … разместили, а второй за скалой оставили. Сигналку поставил, но, - Хорек быстро пожимает плечами, оглядывается назад, словно желает убедиться, что таки поставил, и что таки за скалой, собирает рот в жалобную гримасу больного клоуна, при этом ухитряясь озабоченно хмурится и тыкать пальцем в воображаемую стену, - ее все равно ни хрена слышно не будет.
Белка кивает, слышно не будет. Слышно будет, только если какой умник, навроде засланного «спящего» шпиона, который вот теперь решит превратиться в добровольного камикадзе, попытается взлететь на воздух вместе со всем их грузом или сдохнуть чуть позже, погребенный песком и пылью. Ну тогда, конечно, слышно будет. Правда, недолго, в том смысле, что некому будет долго наслаждаться какофонией. А если и первая партия бомб взлетит на воздух по той же умозрительной причине – тогда и говорить не о чем.
Когда и как начинает работать препарат, Белка не ощущает и не понимает, но в какой-то момент замечает, что совершенно потерял нить разговора и собственную мысль тоже. О чем он там, бишь, думал? О шпионах? О взрывах? О Хорьке? Вот человек, по лицу которого никогда не понять, что и как он думает. Ни по лицу, ни по голосу, ни вообще. Идеальный шпион.
- Что Золь говорит?
Хорек снова оглядывается, наклоняется к боссу с таким выражением лица, словно собирается прошептать на ухо что-то адски подозрительное, потом его лицо явственно перекашивает на одну сторону, словно от зубной боли, и он вполне нормальным голосом, с некоторой озабоченностью сообщает:
- Да ничего толком не говорит. Саймон идет на северо-восток. Это он клянется. А как долго, - вместо того чтобы пожать плечами или поднять брови в знак согласия с судьбой, Хорек подпрыгивает на месте и делает отталкивающий жест обеими руками, - не уверен. Но сутки точно здесь проторчим.
- Ага, - Белка закрывает глаза. Вовсе не от усталости и не от желания отгородиться от причудливой мимики собеседника: раздумывать он предпочитает с закрытыми глазами. Да и отвыкший от постоянного ношения респиратора, он теперь страдает от специфического синдрома черепахи: вместо того, чтобы ощущать вполне понятное неудобство от затрудненного дыхания, у него чешутся и раздражены глаза. Как если бы стекла в респираторе чем-то отличались от очков.
Они двигались наугад почти неделю: не успел гонец Барбра исчезнуть за горизонтом, как караван, а вернее говоря – обоз, нагруженный взрывчаткой, снарядами, бомбометами и напалмом двинулся с плато вниз. С обозом ушла половина людей – оставшиеся продолжили изготовление снарядов – и почти все машины. За главного Белка оставил на Мастерских Шиву – после того, как Хорек отказался даже рассматривать предложение остаться. Он несколько раз заставил Шиву повторить инструкции, пока тот не взбеленился и не обозвал босса обдолбанным придурком и давно потерявшим мозги старым идиотом. Удовлетворенный, Белка погрузил вторую копию инструкций на свой байк, и со спокойной душой отправился воевать.
Третью копию за горизонт увез гонец Барбра – не слишком-то он надеялся на это послание, но жизнь, как он успел убедиться, вообще штука загадочная, и почти никогда нельзя угадать, что из сделанного тобой будет иметь значение, а что не будет. Так что пусть еще и третья схема гуляет по пустыне – авось Черный или еще кто сообразительный сумеет использовать ее по назначению.
Они шли на тракт по дуге. Знает ли Черный о том, что происходит на тех лежках, или не знает, но Белка уверен: игра в караван, попытка оттянуть время, подготовиться к будущей неминуемой резне провалилась. А значит, Черный поведет своих кратчайшей дорогой к нему, Белке – за оружием и людьми. А значит, идти тоже будет не по тракту. И будет спешить.
Вечером, отхаркивая очередной кусок своих легких, Белка пытается решить: они тоже спешат или ему так кажется? Он очень давно не ходил в караване или абрах, давно не путешествовал по поселениям или лежкам: все, что ему могло понадобиться, все, что требовалось для дела, ему и так несли и везли со всей пустыни. Особенно, когда Черный отбил это плато с разрушенной буровой установкой у кочевников и помог организовать Мастерские. Он сидел на одном месте, ковырял старое железо, глотал ширку и «сегун», имел гешефт с охотниками, толкачами, пустынниками и кочевниками, и обдумывал планы на будущее тысячелетие. А теперь вот лежит и думает, что до следующего тысячелетия он не доживет, и еще вопрос, сумеет ли он дотянуть до конца месяца, успеет ли переговорить с Черным?
Хорек инструкцию передаст и объяснит, конечно: в интерфейсе контроллера он разбирается не хуже Белки, а может и лучше – как-никак, водил все те старые развалины, которые им удавалось поднять из мертвых. А практический опыт тут важнее теоретического. Но все-таки… все-таки, идея пришла в голову именно ему, Белке, сумасшедшая нелепая идея, которой он и поделился с Черным после хорошей дозы «сегуна» с его стороны и бутылки самогона с другой. И Черный, вместо того, чтобы высмеять его или обозвать идиотом, выслушал и покивал с глубокомысленным видом, а утром потребовал, чтобы Белка все это ему повторил на трезвую голову. Надо было видеть, как сверкали глаза Черного, когда он раскусил идею.
А ведь никто больше и не верил. Не то чтобы Белка распространялся обо всем этом, но и те, кому довелось узнать, или считали его спятившим идиотом, или сомневались, или посматривали с жалостью. Да на него, на его людей всегда так посматривали: и когда они кузню затевали, и когда бур восстанавливали, и когда бомбометы монтировали – не в обычае пустынников увлекаться фантастическими идеями. Черный… Черный не такой. Он верит. Во что-то такое огромное, что туда все идеи вмещаются.
Поэтому он лепит очередной дерм, как только заканчивается предыдущий, поэтому держит инъекторы со стимулятором поближе, чтобы как только так сразу и использовать. Он знает, он чертовски хорошо знает, что не доживет ни до конца войны, ни до конца лета. И люди его это знают, и нет нужды видеть их взгляды или подслушивать разговоры – Белке не страшно. То ли и впрямь перестал бояться смерти, то ли ждать надоело, то ли не верит он в смерть по большому счету – Белке разбираться не хочется. Он хочет, желает только одного: добраться до Черного, рассказать все ему самому, чтобы увидеть восхищение в глазах друга, чтобы увидеть в них будущее, чтобы знать точно, что все получится, и они победят.
А может, просто увидеться напоследок.
Алек просто идет из клуба в клуб и спрашивает: а не знает ли кто такого крутого геймера, который стреляет из виртуальных пушек, как из настоящих? Из клуба в клуб его провожают удивленными взглядами, специфическими жестами, замечаниями, комментариями и, иногда, попытками оказать более сильное физическое воздействие. Любители попинать более слабого или чужака не переведутся никогда. Алек не сопротивляется: висит кулем, сворачивается на асфальте со стоном и картинно выплевывает комки крови. И так как любители – обычные, не сумевшие за день сбросить агрессию молодые идиоты, то запала их надолго не хватает, а кровавая картинка быстро отбивает охоту продолжать травлю. А он, дождавшись ухода гонителей, выплевывает очередной пакетик с кетчупом, прячет в рукав следующий и направляется в очередной бар.
Найти самостоятельно того гражданского типа, который уделал отряд Ромика, Алек и не надеется. Вероятность такой удачи плавно исчезает за горизонтом нулевого лимита, а Алек, как-никак, относит себя к славному племени материалистов. Так что он надеется на прямо противоположное: на дружбу и цеховую солидарность геймеров, которые в некоторых плоскостях своей работы ничем не отличаются от хакеров, а рискуют даже больше. Так что кто-то должен поднять задницу и хотя бы предупредить того пацана. А поскольку он шляется в одиночку, был не раз бит и не производит впечатления угрозы обществу, то, по идее, этот пацан со товарищи решит в конце концов узнать, что за мудак его ищет и на фига.
Но вот он уже два часа так шляется, утро уже скоро, и непонятно, куда еще идти, а неизвестный геймер-артиллерист все никак не хочет узнать о подозрительном топляке.
Алек усаживается на край тротуара, подпирает голову руками и задумывается. Он устал, голова трещит, перед глазами прыгают звездочки, и больше всего на свете хочется послать опостылевший мир куда подальше и наширяться. Он мысленно прикидывает, где и к кому он мог бы сейчас толкнуться. Понятно, что никого из старых толкачей он уже не найдет, но где искать и как, он знает прекрасно. Проблема в том, что у него нет кредитов, а ни один нормальный толкач не даст топляку-хакеру товар без материального воплощения денег. А значит, надо будет сломать что-нибудь кому-нибудь, чтобы перекинуть на виртуальную кредитку, а потом уже паять с нее хоть на телефонную карту.
Алек резко вздергивает голову и напряженно смотрит пред собой: он что, серьезно? Это вот он сидит на тротуаре и думает о том, где ему раздобыть лавса или чего покруче, потому что мир ему, видите ли, опостылел? Это и правда он?
- Во бля! - говорит он вслух и вскакивает. И тут же натыкается на трех пацанов, не слишком серьезного вида, но со вполне серьезными выражениями лиц и с кастетами по крайней мере у одного из них. Впрочем, носить его пацан не умеет.
- Слышь, любопытный, - с угрозой в голосе говорит тот, что с кастетом, и затыкается, глядя на расплывающуюся в счастливой улыбке физиономию Алека. Остальные два переглядываются с удивленным видом и на всякий случай отступают на шаг: уж больно странно, на их взгляд, реагирует подозреваемый.
А Алек и впрямь расцеловать их готов. Кто из них Кайл, и есть ли он здесь вообще, Алек не знает, но в том, что план наконец-то сработал, уверен.
- Эй, ты чего?
Алек делает шаг к говорящему – уже чисто из мести, удовлетворенно отмечает, что тот сразу же делает шаг назад, удерживая дистанцию, и произносит:
- Народ, мне чертовски нужна помощь.
- А мы тут при чем? - сердито спрашивает второй пацан, пониже, с короткими темными кудряшками.
- При том, что вы пришли, - Алек хватает того, что с кудряшками, за руку, прежде чем пацан успевает отодвинуться, трясет чуть ли не со всей силы.
- Какого рагона?
- Вы пришли. Услышали, что кто-то кого-то ищет, и пришли узнать, в чем дело. Остальным было все равно.
Пацан с кудряшками резко вырывает руку, глаза его презрительно щурятся, но сказать он ничего не успевает: первый пацан дергает его за рукав и коротко кидает:
-Линяем, - после чего троица пытается «слинять». Алек горестно взмахивает руками и хватается за куртку последнего, третьего пацана.
- Подождите, ради… - с секунду он пытается найти какие-то слова, ради которых столь нужные ему люди согласятся его выслушать, а не исчезнут в дальних далях и кричит, - Нона! Ты работал с Ноной. С Черным! Ему нужна помощь!
Третий пацан все еще выкручивается из его хватки, но второй останавливается.
- Откуда ты знаешь Черного?
- Я с ним! Работаю с ним!
- Вранье. Тебя не было в… не было, - пацан едва удерживается от того, чтобы не проговориться и хмурится еще сильнее. Алек кивает:
- Конечно. Меня там не было. Но я все знаю, потому что Черный мне сам все и рассказал, - часть он, собственно, даже «видел». Но уточнять это сейчас явно лишнее.
- Докажи, - отрывисто приказывает первый, и Алек успевает удивиться: получается, что первый – тот геймер? Или его друг? В общем-то, не имеет значения, и Алек начинает говорить, стараясь быть максимально убедительным:
- Нона – миномет, раритетный. Черному его… ну неважно кто достал. А снаряды пришлось делать самим. И оптика была с метеозонда, я представляю, сколько вы ее выставляли. И первый раз чуть по своим не попали. И в конце полетел навигатор, так что стреляли вообще «на глаз», и если бы не ты – фиг бы кто оттуда живой ушел.
На лице второго неописуемая игра чувств: страх и гордость, и удовлетворение, и тревога, и то особенное выражение, которое появляется, когда человек вспоминает какое-то большое рисковое дело, когда пришлось сражаться изо всех сил и победить.
И Алек понимает, что выиграл. И говорит:
- Если я не найду пилота, то все, что вы уже сделали – будет зря, понимаешь? Нельзя, чтоб так случилось.
Кресло мягкое, удобное, что называется – многофункциональное. То бишь, может принять строгую офисную форму и напомнить, что такой классно выделанной, практически настоящей кожей покрывать мебель может позволить себе только очень богатый Пиноккио. Или раскрыться в подобие ложа, где такой богатый Пиноккио может вкусить земных услад от своей секретарши. Или секретаря. Или еще кого, вне зависимости от происхождения.
На самом деле богатенькому Пиноккио после рабочего дня, а уж тем более по ходу рабочего дня, не до услад аж ни разу. И если раз в неделю у него еще на кого-то или что-то стоит, то в большинстве случаев это не показатель хорошего сексуального самочувствия, а успехи химии на практике. Потому, в естественном виде деловой альфа-самец хуже всякого блонди: те хотя б на пет-шоу отрываются, а он, болезный, в процессе поступательно-вращательных движений видит только колебания рынка деловых бумаг.
Увы, увы, ничто так не обманывает юные умы, как порнография!
Келли закидывает руки за голову, ноги на стол – переживания владельца или арендатора по этому поводу его не волнуют. Хотя вопрос интересный: за каким хреном офис в задрипанной конторе – в Цересе! – оформили в лучших традициях якудзы на его давно оставленной родине? Винт что, приезжает сюда покайфовать в кресле за пятнадцать тысяч кредитов? Или держит для представительских целей? Потянувшись, Келли нащупывает за подлокотником панель управления, ну конечно: массаж, ионный душ, ароматическое масло, музыка, что там еще – и по застарелой дурной привычке что-то там нажимает. Кресло утробно гудит, сиденье под ним начинает активно шевелиться, хватать за задницу, толкать, так что вызывающе-пофигистская поза становится совершенно невозможной, и Келли скатывается из кресла, едва успевая сдернуть ноги со стола и не хлопнуться мордой о стол или пол. Приземляется, правда, на колени и – о позор его сединам! – вынужден упереться ладонями в пол.
Винт истерично хихикает, но тут же замолкает. Нейман не реагирует, глядя на «молодого человека», как он выразился пару минут назад, серьезно и с некоторой долей благожелательности. Охранники безмолвствуют, и, кажется, даже не пошевельнулись.
Серьезный мужик. Ну ладно!
Келли выключает мелко подрагивающее кресло и снова усаживается. Взгляд, мельком брошенный на давнего, очень давнего своего хозяина, оптимизма не внушает: Винт явно жаждет оказаться как можно дальше от этого места и как можно меньше услышать из того, что здесь собираются обсуждать. Поговорка «меньше знаешь – крепче спишь» в данном случае должна звучать иначе: «меньше знаешь – можешь спать». Келли становится любопытно, как старый ублюдок будет выкручиваться.
Винт встает, не торопясь, даже как-то торжественно, придает лицу почтительное и даже немного возвышенное выражение, кланяется большому Боссу – хорошо кланяется, усердно, но с достоинством, и говорит, не торопясь и соблюдая церемониальность:
- Господа, полагаю, вам надо обсудить множество важнейших дел. Я не могу позволить себе отвлекать вас и тратить ваше время. Позвольте откланяться.
Келли заинтересованно смотрит на Босса – лицо последнего не изменяется ни на йоту. Ровно с тем же выражением тот может и отослать неудачно выполнившего поручение сотрудника, и приказать ему совершить харакири. Перспектива последнего заставляет Келли задуматься: что ему тогда делать? Посмотреть и сочинить хайку? Заступиться за ублюдка? Помочь другим ублюдкам?
- Сядь и не отсвечивай, - коротко кидает Босс. Мягкая интонация и выражение лица так сильно не совпадают со словами, что Келли едва удерживается от желания захлопать в ладоши, а Винт, бледнея на глазах, садится обратно в кресло и боится пошевелиться.
- А можно, амбалы тоже сядут… ну на пол, что ли, и не будут отсвечивать? А то у меня уже спина болит.
- Не юродствуйте, молодой человек, - указывает Босс таким же мягким голосом, - вам это к лицу, не спорю. Но нам нужно обсудить действительно важное дело, и мы оба, как я понимаю, не обладаем таким уж большим запасом времени.
Келли приходит в восторг: вау, бандюки Сталлера – хотя с чего он решил, что на уважаемого бизнесмена работают только криминально-неустойчивые личности – знают такие длинные умные слова и умеют их употреблять. С другой стороны, он ведь уже понял, что дядя совсем не простой. И сам по себе факт наличия образования не имеет особого значения, так что клоуна корчить действительно хватит. Все, что нужно, он уже увидел.
- Да, времени нет, - в противовес словам Келли легкомысленно улыбается, откидываясь на спинку многофункционального кресла и снова укладывая ноги на стол, - ваши предложения?
Снова вау! Дядя даже бровью не пошевелил. Может, это вовсе не живой дядя, а андроид-удаленка? Или вообще голо? За все время разговора он ведь ни к чему не прикоснулся – сидит, как палку проглотил.
- И кстати, если бы ваше поручение было выполнено, то кого вы ожидали? Если не секрет, конечно?
- Все равно, - Келли хмыкает и впервые на лице Босса появляется отражение каких-то эмоций, - это было послание. Рано или поздно, но появился бы человек, кто захотел бы узнать, в чем дело.
Рано или поздно не совсем согласуется с предыдущим заявлением о времени, но Келли решает не заострять на этом внимание.
- Ничего личного.
Келли согласно кивает: дело есть дело, и личные мотивы в такого рода операциях используются только в качестве факторов влияния. Но если даже для организации столь своеобразного приглашения потратили столько времени и кредитов, то, понятное дело, что предложение тоже дорого стоит.
- Я бы хотел передать вам и вашему… предводителю, - Келли с интересом отмечает новое обозначение для статуса Черного, - некоторую информацию.
Занимательную беседу прерывает тихий всхлип Винта. На того жалко смотреть: весь мокрый, лицо серое, глаза выпучены. Келли испытывает прилив невольного сочувствия: стоило всю жизнь горбатиться, чтобы на склоне лет, когда можно просто пользоваться плодами своего неправедного труда, влипнуть в такую историю. Не жилец его бывший хозяин, совсем не жилец.
- Господа, - с трудом произносит Винт, - господа прошу вас…прошу вас, разрешите мне удалиться… я ни в коей мере… - голос у него неожиданно срывается и он чуть ли не визжит, - дайте мне уйти!
Босс равнодушно смотрит на старого, действительно старого, монгрела. По лицу того текут слезы, он всхлипывает и плачет, не стесняясь, и просит едва слышным шепотом. Наконец, Босс коротко взмахивает пальцами и цедит, обращаясь к охранникам:
- Убрать, - и Винта, то слабо сопротивляющегося, то кулем висящего на охраннике, под сорванный лихорадочный шепот и стоны, уводят.
Келли его жалко, правда. Наверное, он тоже стареет и становится сентиментальным. Но потом Келли думает, что как-то сильно рано, а значит, не считается, и требовательно вздергивает подбородок.
- Ну, так что там за информация? И откуда, позвольте спросить? И если вы уж так восхитительно любезны, что собираетесь передать ее мне, то как, по-вашему, ее передам я?
- По воздуху, скорее всего, - спокойно отвечает Босс на последний, как на самый простой вопрос, и продолжает, - источник информации я позволю себе скрыть, поверьте, молодой человек, при всем вашем желании у вас нет возможности проверить его. А вот в соответствии этих данных реальности вы сможете убедиться в любой момент. Как только окажетесь на месте.
- По воздуху, - уточняет Келли, прикидывая в уме, не означает ли это, что Сталлер абонировал катера и теперь его бандиты могут спокойно летать над пустыней, куда им вздумается. Хорошая это была бы информация, кто ж спорит, только бесполезная – против катеров им не выстоять.
- Да, - подтверждает большой Босс, которого зовут Нейман. Келли, конечно, знает это имя, хотя самого помощника Сталлера никогда в лицо не видел, да и нет уверенности, что лицо, которое он сейчас видит, и есть лицо Неймана. Проверить, как было указано, возможности нет.
- Ну, давайте свою информацию. Я передам ее, куда следует.
Это случается почти одновременно, словно нарочно, словно специально для того, чтобы показать, насколько сильным может быть человеческое желание. Поэтому, когда Черный поворачивается назад, чтобы показать, куда они идут и куда дошли, чтобы посмотреть на своих людей – он видит их всех, стоящих длинной цепью, связанных друг с другом чем-то покрепче троса, и на какой-то миг сам удивляется, что так ясно видит их лица.
Потом второй напоминает, что никаких лиц он видеть не может: респираторы, очки и головные повязки превращают людей в одинаковые застывшие фигуры, пешки на шахматной доске – неотличимые и равнозначные, так что это не более чем галлюцинация. Первый не возражает, как мог бы, потому что это видение – фигур на доске, очереди, где ждут своего участия и своей участи, заставляет первого наполниться гневом, и он снова видит лица, все до единого, и на каждом из них – благоговение и удивление.
Они дошли. Они шли через бурю и дошли. Победили Саймон.
Первый удовлетворенно улыбается и, отвернувшись, решительно направляется к самой южной площадке плато. Той самой, на которой небесная принцесса Сзунь-Чжао могла бы выстроить свой волшебный замок.
Остров Кораблей виден, как на ладони: словно по волшебству, как только они достигли первых скальных отрогов, ураган прекратился. Не затих, а ушел в сторону, на северо-запад, и люди, бредущие наощупь, слепые и глухие в месиве песка и грохоте ветра, внезапно оказались на чистом, спокойном месте, как на ладошке. Все видно, почти слышно и цель четырехчасового страшного похода перед глазами. Как по волшебству. И пусть Черный не видел на самом деле благоговения, восторга и удивления на их лицах, но оно там было.
Пыль еще висит в воздухе, облекая людей и предметы размытым молочным ореолом, искажая рельеф почвы под ногами так, что трудно идти, и превращая небо в такой же молочный плохо сваренный кисель. Гул ветра перекрывает большинство звуков, и чтобы говорить, надо кричать, но все равно – после урагана, после всемогущего Саймона, эти чистота и тишина кажутся поразительными, подарком Песчаной Девы. А целенаправленно двигающийся к скалам дарт, несмотря на хромоту и явную усталость – Ее посланцем, Ее легендарным возлюбленным. И они следуют за ним без вопросов и сомнений.
Черный слышит, как кто-то догоняет его – Тихий, конечно. Голоса первого и второго все сильнее смешиваются, он уже не уверен, что знает, кому принадлежит догадка, а кому – очередное глючное видение, но это уже не важно. Они дошли. Обогнали бурю, обогнали людей Сталлера, и теперь приложат все усилия для того, чтобы одержать победу.
- Черный, - Тихий сразу же кашляет и надевает респиратор. Дышать нет никакой возможности: пыль, почти невидимая, тончайшая, мгновенно забивает носоглотку, горло, трахею, и кажется, можно почувствовать, как она наполняет легкие. Черный делает успокаивающий жест рукой: «Я все понял, со мной все в порядке». Тихий мотает головой и снова пытается снять респиратор, чтобы спросить. Черный останавливается, кладет руку тому на плечо, смотрит. Сквозь стекла очков ничего увидеть нельзя, но он легко представляет выражение лица друга. Тихий внимателен и умен, и отлично его знает, на стоянке Черный просто не дал ему времени на возражения или вопросы, но это не значит, что их не было. Он тянется рукой к своему респиратору, чтобы сказать, чтобы улыбкой ободрить того и подтвердить, что все в порядке, но в последний момент останавливается. Вряд ли Тихий посчитает этот поступок доказательством его адекватности.
Вместо этого Черный показывает на облюбованную еще весной площадку и жестами поясняет: дойдем, поднимемся, все расскажу. Тихий кивает и идет поблизости, отставая всего на пару шагов. Видимо, опасается, что он, Черный, все-таки свалится.
А он, уже позабыв о первом и втором, прикидывает про себя последствия. Кажется, именно кажется, что он еще с десяток миль пройдет и не запыхается. Но стимулятор - на то и стимулятор, чтобы, взвинтив на полсуток тело, потом затребовать все обратно. Так что казаться ему может все что угодно, а на самом деле Тихий вон уже примчался приглядывать за ним. Наверное, со стороны он выглядит совсем не так замечательно, как он себя ощущает.
Потом Черный еще раз оглядывается. Караван по-прежнему двигается длинной цепью, и кроме Тихого никто от троса не отвязывается – не до того. Но теперь они вовсе не выглядят пешками: несмотря на маски и почти одинаковую одежду, они разные, и Черный это видит. Разные люди, но с одной целью, преодолели бурю и идут дальше. И буря там, за их спинами, грохочет и буйствует, серая клочковатая стена, фронт бури закрывает горизонт, но они уже вышли из-под ее власти, словно оказались в другой стране, они победители. И это чертовски удивительное и завораживающее зрелище. Так что Черный толкает Тихого, указывая рукой – посмотри, мол, и тот оглядывается и смотрит, замерев на месте.
Они видели, как идет буря, как надвигается вал пыли и камня. Много раз видели. Но мало кто может похвастаться тем, что они видят сейчас: как люди прошли сквозь бурю, и как буря проиграла.
А когда они добираются до площадки, с двух сторон прикрытой вертикальными стелами никому не известных здесь парусов, можно уже говорить.
- Здесь мы остановимся, и будем обороняться.
Тихий задумчиво оглядывает диспозицию, Черный мысленно хихикает, представляя, как щелкает в голове Тихого счетчик: одна сторона защищена, весь комплекс просматривается как на ладони. С северо-востока, откуда они ожидают как друзей, так и врагов, тоже прекрасный обзор. Высота площадки небольшая, но вполне достаточная, чтобы выстрелами из чанкеров или гвоздеметов их было не достать. Склоны площадки тоже достаточно крутые, а те пологие, что остались, легко разрушить. Если бы не наличие огнестрельного оружия у противников, их позиция здесь была бы неприступна.
Черный указывает на россыпи мелких камней и песка вокруг площадки.
- Мы пророем здесь каналы, наполним напалмом и подожжем, когда они ринутся на штурм. Атаки тоже будем отбивать огнем. Это даст нам возможность дождаться Белки.
В отличие от Алека, Келли прекрасно знает, как зовут великого амойского геймера и где примерно его искать. И решение обратиться за помощью к великому и единственному же на Амой артиллеристу приходит ему в голову сразу. Пользоваться возможностями Неймана в организации полетов над пустыней Келли полагает плохой идеей. Несмотря на предоставленную информацию, которая так похожа на гранату с выдернутой чекой, что непонятно, как это у него руки еще не горят, Келли все равно предпочитает изыскать возможности самостоятельно. Как ни странно, идея полета на подходящей летающей штуковине вовсе не кажется ему такой уж невозможной, как Алеку.
Во-первых, и самых главных, туристы. Во-вторых, контрабандисты. Последние, правда, над пустыней не летают, но никому не запрещается арендовать чей-нибудь катер и отправиться в любой полет, не сказав хозяину посудины. В том, что посудину возвращать не придется, Келли уверен. В-третьих, встреченные им давеча юные космонавты заставляют его всерьез обдумывать и этот вариант: не с участием детей, конечно, Боже упаси, но вот подбить на пробный полет клуб дельтапланеристов, имитируя потом сбои управления, испуг, неудачную посадку и так далее – задача вполне реальная. Более того, Келли приходит к выводу, что и самая перспективная – не будут армейцы гасить по студентам.
Окрыленный именно этой идей, Келли покидает многостаночное здание «Роботс и Ко», созывает своих орлов и, поблагодарив за доблестную службу, отправляет к боссу. Попутно реквизировав, в счет будущих услуг, один их байков. Водитель байка, рыжий с челочкой, чье имя теряется в памяти Келли с упорством куклы-неваляшки, пытается тоже сдаться в аренду, но Келли, чувствуя, что не только идеи, но и подозрения плотно поселились в его голове, упорно отказывает.
Подумав еще немного, Келли приходит к выводу, что надо искать большой гейм-клуб. Хотя бы потому, что при большем количестве участников шансов найти нужного человека тоже должно быть больше. Вроде бы математика такие расчеты одобряет. Так что, приспособив на ухо изделие местных кудесников, успешно и не раз имитирующее ЛИНк, Келли направляется в Мидас. Крупное заведение он ищет и с другой целью: в большой тусовке затеряться или сгинуть из-под чьего-то пристального наблюдения тоже значительно легче.
Как там пацана звали? Кайл? Блин, а вот ник у пацана он так и не удосужился спросить.
«стрелок нужен»
«по-тихому или громко»
«по мишеням косм-опера по капитанам»
«...»
«что значит... не понял»
«...»
Келли, оторопев, еще с минуту смотрит на экран, отключается и уходит искать другой клуб. Понятное дело, что игровые форумы, как и гейм-клубы – самое удобное и безопасное место для заключения определенного рода сделок. Тех самых, за которые предусмотрено уголовное наказание. Но чтобы так сразу, без предварительных ритуалов вписаться в чей-то контакт по убийству – это как-то чересчур для его трепетной души. Так что лучше поменять дислокацию, дабы договаривающиеся стороны не решили разыскать лишнего третьего и примерно наказать за чрезмерное любопытство.
На этот раз Келли проявляет осторожность и предусмотрительность: лезет на чат только после ознакомления с присутствующими, предлагает направо и налево конфиденциальную информацию о гейм-премьере компании «Маас би», разбрасывает заявления о призах и наводках – в общем, создает много шума. На шум отзываются в большинстве своем ретивые новички, пользующиеся таким замысловатым языком, что Келли понимает их с пятого на десятое и, соответственно, связываться с ними опасается. Эти моментально просекут, что в игре он просто лох, а собеседники не такие ретивые поймут, что он пользуется форумом как местом встречи и задумаются, а откуда тогда такая инфа, и если это неправда, то какого рагона он тут выступает. Келли дает себе пять баллов за осторожность и ждет.
Продолжение от 11.11.2013
Продолжение от 13.11.2013
Продолжение от 14.11.2013
Окончание от 17.11.2013
Бета: Рысь.
Военный консультант: Рысин муж.
Исключительно сильно буду рада комментариям, содержащим информацию о пустыне и войне в пустыне.
Начало: vinny1.diary.ru/p191958762.htm
Поехали
Винт появляется буквально через полчаса. Внушительных размеров кар, явившийся первым, оказывается охраной. Едва машина останавливается, как из нее выпрыгивают шестеро такого же внушительного вида, как и тачка, телохранителей и выстраиваются едва ли не церемониальным коридором. Келли пробивает на смех – нервное, не иначе, он кивает в сторону мелкой неприметной «Тойоты», откуда выбирается Винт и торопливо топает к двери.
Пожар, конечно, уже потушили, но внутри наверняка все покрыто пеплом и изрядно воняет. Винт не обращает на это внимания – беспокоится за свое более ценное имущество, и направляется внутрь здания. Келли тушит сигарету о стенку, окурок по привычке пустынной крысы тщательно прячет в специальный карман на поясе. Даже если окурок раскрошится, из него всегда можно сделать самокрутку.
Они добираются до своих байков, оставленных за два квартала. Келли отсылает двоих дальше по улице, еще одного оставляет на перекрестке, а сам, усевшись за спиной рыжего с челкой парня, напяливает зеркальный пижонский шлем. Заметить такой нетрудно, но как бы ни была мала вероятность, что Винт сможет опознать давнего беглеца, рисковать он не желает.
Как и рассчитывает Келли, босс, убедившись, что материальный ущерб минимален и легко списывается по статье «хулиганские действия», оставляет бордель на попечение верного помощника-бармена, а сам направляется выяснять личности своих посетителей и прочие сопутствующие обстоятельства. Бармен наверняка указал, что по меньшей мере один из посетителей – «шестерка» Курта, так что куда именно направится Винт, представить было не трудно.
Они по очереди следуют за каром Винта и машиной охраны – гроб на колесиках, как иронизирует про себя Келли. Мнение его о бывшем «хозяине» падает ниже плинтуса: они тащатся за машинами уже полчаса, и никто из этих самых охранников не обращает внимания на это примечательное обстоятельство. Парни меняются, пару раз вообще ехали по соседним переулкам, один раз чуть не потеряли, нашли на очередном перекрестке и уже без дополнительных указаний разделились, чтобы подождать свою цель и определить ее дальнейший маршрут – в общем, весело проводят время, воображая себя не меньше чем шпионами Звездного Креста.
Келли вдруг думает, что по возрасту эти его подручные, которые полчаса назад держали на прицелах других людей и были готовы их убить, лишь чуть старше или даже не старше тех школьников, что играли в первых космонавтов на окраине города и воображали себя страшно крутыми, отчаянно смелыми, потому что нарушили немало инструкций и лгали, чтобы добиться цели. И на миг ему становится грустно.
К Курту Винт не доехал: кары остановились возле бара, тоже, по-видимому, совмещающегося с борделем, побыли там минут пять, и поехали дальше.
А еще через десять минут кары разделились, и машина с охраной безмятежно отправилась к старому Цирку, а машина Винта – по направлению к Лайд-стрит, границе Цереса.
- Двигаем за Винтом?
Келли пожимает плечами: странное поведение для охраны и странное поведение для босса. Типа на границе его охранять не надо? Логично продолжить слежку за Винтом, и то, что тот отослал охрану к Цирку, вроде бы должно свидетельствовать, что Винт наживку заглотал – необыкновенная удача. Но вот если бы он был Винтом, старым пройдохой, работающим на все кланы сразу, клюнул бы он на такую откровенную провокацию?
Келли думает, что если бы он не знал Винта сам, если бы не крутился в этом городе последние три года, то может быть, и поверил бы. Но он не верит, и рассчитывал на совершенно другую реакцию.
- Звони парням, чтобы четверо продолжали ехать за каром Винта, а мы и тот русый…
- Беня.
- А мы и Беня поедем обратно. К тому борделю, где они останавливались.
-Зачем?
- Винт там.
- Где?
- А борделе том.
- Но он же выходил!
- Выходил, но не уехал. Давай, двигай быстрее.
Они даже не останавливаются перед главным входом в бордель, просто проезжают мимо, позволяя Келли убедиться в своей догадке. Старый как мир трюк: на месте, где останавливалась машина Винта, на дороге расположен канализационный люк – отсюда видно, как блестят смазанные пазы и петли.
- Ну ни фига себе,- тянет рыжий, с восхищением глядя на Келли, - умный, гад.
- Еще бы, - без энтузиазма соглашается он и машет рукой, - езжай дальше.
В проулке они останавливаются и поджидают Беню.
- И че делаем?
- Ждем. Слежку он заметил, охрану отослал для вида. Скорее всего, у него здесь есть и охрана, и выходы. Если решится уходить через них – нам его не найти, и надо будет придумывать что-то другое. Да только вряд ли он будет бегать хрен знает от кого в собственном районе. А будет он сейчас потрошить свои базы, чтобы узнать, кого он сдал в аренду и кому, и как так получилось, что этот кто-то не вернулся, а его жертва пришла предъявлять претензии. Так что будет ждать гостя.
- Хе, это бордель, тута этих гостей как собак нерезаных.
- Нет, - Келли качает головой, - этот «гость», если явится, выглядеть будет иначе.
Прогноз Келли сбылся только наполовину. Винт действительно отсиживался у себя и что-то активно узнавал. Но гость в бордель не явился: вместо этого сам хозяин покинул заведение через черный ход и укатил в завалящем фургончике мобильной сети Цереса.
Вот же умный, гад!
- Так. Бросайте охрану, двигайте на Чайн-стрит и ждите в районе Шахрани. Смотрите за фургоном мобильников, голо я сейчас сброшу. Осторожней, наверняка внутри есть охранники. Посмотрим, куда он двинет в конце концов.
Келли стаскивает шлем, напяливает свою маску, хлопает рыжего по спине: двигаем. Если бы ставкой в игре была только его собственная жизнь, эта игра в кошки-мышки ему бы чертовски нравилась. Но ставка другая, и сдохнуть здесь, не узнав ответа, он просто не имеет права.
Черный хорошо помнит это место. Когда-то, на заре времен или на заре колонизации, здесь тоже была горная гряда, вернее – горное плато. То ли естественным путем, то ли в результате многочисленных искусственных землетрясений плато было почти целиком разрушено. Пески, ветер, странные войны между механизмами и ненастоящие войны между существами, которых трудно было назвать людьми, но гораздо легче – роботами, проносились сквозь развалины, то погребая их под собой, то вновь вытаскивая на поверхность. Сколько охотников и караванов погубил этот блуждающий остров? Сколько новых аномалий породил, искажая земли и воздух?
В пустыне немало таких кусков земли: старых скал, позабытых воздушных колодцев, шахт, прорубленных так давно, что сведений о них не сохранилось ни в памяти людей, ни в памяти машин. Караваны, завидев вновь появившиеся развалины, поминают рагонов и Песчаную Деву, обходя проклятое место стороной. Кочевники равнодушно игнорируют бродячие скалы: надо будет укрыться сейчас – воспользуются, не надо – забудут о них. Охотники чаще других пытаются узнать, что внутри. Чаще всего – ничего, кроме камней и песка, но если кто-то из крыс случайно погибнет под обвалом, слухи о гиблом месте поползут вдоль тракта.
Плато, о котором думает Черный, весной было на месте. Зима заперла Черного в Южных Горах, и в Танагуру он добирался извилистым путем. Зимние ураганы изрядно изменили рельеф от Белых Дотов до бывшей Озы Нептуна, и Черный решил дальнейший путь тоже держать не по тракту. Это заняло больше времени, но Белка всучил ему байк с усовершенствованным фильтром, так что на самом деле до тракта он добрался даже быстрее, чем рассчитывал.
Остров Кораблей был на месте. В прошлом году Черный ничего не слышал о нем, а вот три года назад, он точно помнит, острова видно не было: в тот год летние бури настойчиво разоряли каньоны на юге, и необыкновенное количество песка превратило в эрры районы, традиционно считающиеся глинистыми. Остров был погребен под их толщей, и его тогдашний спутник так и не увидел этого грандиозного зрелища.
На самом деле непонятно, почему останки плато носят такое гордое название. Черный, знакомый с различными видами космического транспорта, и в давней, очень давней юности летавший на катерах и малых ботах, никакого сходства с теми монстрообразными громадинами, которые называют кораблями, и этими развалинами не видел. На хищные обводы яхт и военных флуггеров скалы тем более не походили. Впрочем, Белый Дот тоже ни разу не похож на армейские склады, однако называется именно так. Да и не белый он ни разу.
Весной Черный объехал Остров по периметру, убедился, что никаких посторонних следов, запахов и маскировки нет, заглянул внутрь. Обточенные ветром камни громоздились в живописном беспорядке, образуя несколько относительно ровных площадок, окруженных с одной или двух сторон вертикально стоящими стелами и узкими коридорами, заваленными беспорядочными грудами камней, песком и пылью. Площадки находились довольно далеко друг от друга – он тут же отметил про себя, что с чанкера не достать, да и гранатой хрен добросишь. Крайняя восточная площадка, к тому же, отгораживалась от ближайших соседок двумя вертикальными обрывистыми скалами. Черный объехал площадку еще раз и прочно запечатлел в памяти мелькнувшую картинку: волшебный замок космической принцессы и ее клыкастые охранники, поливающие нападавших зеленым огнем. Огня было так много, что в какой-то момент замок оказался как бы на острове посреди зеленого горячего озера, в котором все враги благополучно сгинули.
Именно туда он сейчас и идет. И ведет своих людей.
Иногда, правда, не идет, а ползет. Вот как сейчас, например: порыв ветра сбивает Черного с ног, канат на поясе натягивается, больно впиваясь в ребра. Черный хрипит, распластывается на склоне, чтобы не катиться дальше и не удавиться чертовым тросом. Скольжение останавливается, он приподымается и на четвереньках выбирается обратно на вершину, где следующий порыв воздуха пытается проделать с ним то же самое. Черный упрямо встряхивает головой и топает на четвереньках. Ладно, там дальше спуск, все равно где-то будет спуск, и ты хрен меня достанешь!
Не видно ни черта, или ни рагона – один хрен. Он не забыл надеть респиратор – первый по этому поводу величественно пожал плечом, мол, друг, ты сильно беспокоишься о бренной жизни; второй, пользуясь преимуществом здравого смысла, перехватил управление и напялил респиратор на общую голову. Проверил фильтры, дозатор, батарею, кислородный баллон и приготовил второй на всякий экстренный случай. Кто-то из них, кажется, засмеялся, Черный не может отчетливо вспомнить, кто, но искренне надеется, что Тихий или еще кто-нибудь – никакой не кто-нибудь, а именно Тихий – не заметил его попытки беседовать с самим собой. Тихий не все остальные, он на байку о беседах с Песчаной Девой не купится.
Его люди смотрели на него как на безумца. Его люди смотрели на него как на героя. Его люди заразились его безумием и пошли за ним, не спрашивая и не сомневаясь. Черный не знал, чего в этом было больше: веры в какого-то посланца Девы, ее любовника, ее воителя, или знания о том, что легендарный охотник девять лет таскается по пустыне и ни разу не ошибался.
Ошибался, конечно, и не один раз, просто ему всегда удавалось выжить после своей ошибки и не повторять ее. Но его люди сейчас этого не помнили, его люди просто выслушали то, что он сказал, и стали собираться. А он смотрел на них и думал, что любит их всех больше всего на свете, и что никогда и никто ему не был так дорог.
Чертов приход!
Спуск начинается чуть раньше, чем он ожидает. Черный на миг останавливается, анализируя ощущения: они идут по более крутой дуге, чем тогда, когда он был здесь весной, а значит, той древней солончаковой проплешины еще не достигли. Так откуда спуск? Ураган успел расколоть солончак? Песок намело? Скорее последнее, потому что его руки и ноги при дальнейшем движении погружаются в движущееся месиво чуть ли не на треть, и вниз он спускается, как на салазках. Трос опять впивается в тело, пытаясь перерезать его пополам, Черный тормозит и быстро возвращается на пару шагов назад. Ждет, пока следующий за ним караванщик, Шарик – вторым он идет по жребию, хотя Черный так и не понял, почему вообще возник этот вопрос, кто идет за дартом – подойдет поближе, и дергает канат: спуск, передать дальше.
Если Белка их не найдет, придется обойтись собственным боезапасом. Это не много, вернее говоря, это абсолютно, совершенно не достаточно. Им не выжить, не выиграть, не победить, если Белка и Рагон не успеют. Но в том месте, куда они идут, можно держать оборону – час, два, три, целый день. Он уверен, что они продержатся не менее суток, потому что напалма у них предостаточно. Сгущенный чуть ли не до твердого состояния, запакованный в контейнеры, легкий смертоносный груз проделал с ними путь частью от Танагуры, частью от Серых Камней, и последней частью – с торжища у Белой Базы. То, что хранил для Черного его «бугор», и о чем Никлас не мог передать никаких сведений – просто не успел бы. Он понятия не имеет, важно ли то, что шпион-наблюдатель не успел передать эту информацию, или не важно, но надеется, что да. Они очистят коридоры вокруг той восточной площадки, выроют канавы в песке и заполнят напалмом. На сутки его хватит.
Зальют врагов зеленым бушующим огнем, и принцесса будет спасена. Черный замечает, что шепчет это вслух, мотает головой, встает на ноги – уже можно, здесь можно идти в полный рост и не заботиться о том, что ветер сорвет с тебя груз или одежду, засыплет песком или камнями – идет, сильно припадая на давным-давно покалеченную ногу, и не замечает этого. Боли он не чувствует, усталости тоже, только пить хочется. Но сейчас этого делать нельзя, так же, как и снять респиратор и заговорить вслух – второй крутит мысленным пальцем у мысленного виска, и первый снисходительно соглашается.
Рагон со своими людьми прорвется через людей Сталлера, сколько бы у них не было оружия – Черный в этом не сомневается. Людям Белки придется куда хуже – их меньше, и драться им приходилось намного реже. Как бы низко не ценилась жизнь в пустыне, принадлежность к технократам песков защищала Мастерские и их обитателей куда сильнее, чем реальная сила чанкеров и «лягушек». Но зато теперь, он уверен, оружия у Белки намного больше, чем у него самого и у Рагона. Те бомбометы, или как там их называл Тихий – Белка наверняка сделал что-то подобное, он еще зимой показывал ему схемы. А значит, ему тоже будет чем «порадовать» сталлеровских наемников.
Ничего. Прорвутся. Дайте только добраться, дайте хоть один-единственный шанс – и мы выдерем победу! А не дадут шанса – сами возьмем!
Какое-то время Алек тупо пялится на мерцающий, уже пустой голоэкран, где медленно, как долбаные рыбки в аквариуме, плавают слоганы рекламы. Он отстраненно удивляется, какого хрена у Казанка на компе делает реклама, да еще и муниципальная. Потом вспоминает, что вообще-то это никакой не комп Казанка, а сервер технической службы филиала Департамента туризма, и ясное дело, на нем крутиться будет все, чему положено крутиться в туристической конторе. Потом Алек думает, а на хрена на серваке вообще сидит монитор, да еще и голо, но тут на запястье срабатывает вибросигнал браслета, и он с трудом отводит глаза от экрана.
В этот момент один из слоганов переворачивается вверх ногами и задом наперед, выяснятся, что его можно прочесть туда и обратно, и Алека беспощадно выворачивает прямо себе на ноги.
И на ботинки. И на пол, разумеется. Твою мать!
Он распрямляется, прижимая руку к животу в попытке облегчить или остановить спазмы. Слепо шарит ладонью по столу, по карманам, намертво забыв, где же должен быть мобильник. Или не мобильник. Блин, вот о чем он договаривался? Вибросигнал превращается в серию коротких импульсов, и спустя еще минуту Алек наконец вспоминает: нет никаких мобильников или «уоки-токи», какие на хрен мобильники могут быть у предметов, идентифицированных как роботы-уборщики? А вам здесь не Глаз Юпитер, в здании камеры смонтированы по старинке: сначала пишут, потом передают сигнал, а уж потом сервак обрабатывает и в зависимости от сигнатуры выдает то или иное изображение диспетчерам. Так что разговоры в пустом помещении между двумя роботами будут выглядеть несколько экзотично.
А с Казанком они решили использовать простой, как булыжник, код Морзе.
«Ответ. Время».
«Сделано. Уборка».
Алек с трудом встает, шарит по ящикам стола, где наверняка валяется что-нибудь из бумаг или упаковок, или даже тряпок, которые обязательно кто-нибудь не донес до утилизационного люка – странно, нет ничего. Он морщится. Браслет дергается.
«Уборка».
«Выблевал».
А такого рода мусор уборщику лучше не давать. Алек, проклиная собственную глупость – вот на хрен он съел этот несчастный пончик, не мог до утра потерпеть? – топает в туалет. Слава Юпитер, задницы еще не научились вытирать пластиком или виртуально-ионной хренью. Он буквально опорожняет бумагодержатель, обтирается, тщательно собирая использованную бумагу в вонючий ком, и возвращается обратно.
Казанок напоминает: «Время». Алек не отвечает. Казанку стремно, ага-ага, привык к удаленной работе, задницу-то теперь бережет получше, чем когда только явился в Нил Дартс. С другой стороны, за столько-то времени пацан должен был понять, на кого они там работают в своем элитном и типа независимом киберпитомнике, так что его беспокойство понятно: то, что они сейчас делают, ни под каким видом к легальной и нелегальной деятельности мамы-Юпитер не привязать. Поймают – вывернут наизнанку мозги.
Алек протирает пол, пока не убеждается, что точно, совершенно точно стер следы, и потом выпускает приторможенных настоящих уборщиков. Эти ребята моют полы с помощью массы дезинфицирующих средств, так что, по идее, слабые следы чужеродной органики их не смутят.
«Время», передает он Казанку. Не торопится: роботы не торопятся, до активации сигнала оставленных в техническом центре уборщиков не менее пятнадцати минут, а роботы бегать по коридорам не обучены. Так что – спокойствие и выдержка.
Казанок молча кивает – охраны не было, камеры отключены. И теперь уже вдвоем, не торопясь, спокойно и с выдержкой, они направляются вниз, к главным утилизационным камерам, где легко взобравшись по стеллажу наверх – ах молодость, молодость, ностальгически вздыхает про себя Алек – Казанок осторожно снимает модуль-транслятор, тем самым освобождая камеры слежения от часовой «спячки». Все.
На выходе камера не работает: неправильно припаркованный садовый робот, почти двухметровый короб с садовым оборудованием и гигантским пылесосом, притерся к стене и свернул камеру набок. Техник слинял домой еще в шесть, ночной охранник возиться с камерой или андроидом поленился. Да здравствует человеческая лень, никакая техника не сможет победить эту великую силу.
Пройти полтора квартала, выбросить чипы в первый же люк и прикрепить псевдо-ЛИНки. Они топают молча: Алек мучается болью в пустом желудке, Казанок о чем-то думает.
- Нормально?
- Да. Лицензия «Аркады», разрешение на использование раритетной техники.
Казанок удивленно вскидывает брови: катер – раритетная техника?
- Выглядит убедительно, - безмятежно сообщает Алек и чуть не складывается пополам от спазмов.
- Блядь. Сколько ж можно.
Казанок подхватывает его за талию, подтягивает в переулок, подальше от глаз случайных прохожих. Алек впустую давится спазмами, плюет желчью – слишком много за один вечер, чертовски много за один вечер, выпрямляется и, опираясь на плечо Казанка, топает дальше.
Раньше чем через три квартала такси они вызвать не рискуют, а в метрополитене еще полчаса надо в прятки играть, пока доберутся до нужной станции и в нужном месте.
Все это время Казанок изображает заботливого приятеля, чей партнер или просто друг перепил или ширнулся – обычное дело. А Алек все пытается сообразить сквозь муть после сверхнагрузки: а почему он, собственно, не сказал Казанку, что летит не катер? Какая ему, Казанку, разница?
Фургон крутится по Файритхи без всякой конкретной цели еще где-то полчаса. Келли отмечает, что назначенная им встреча уже явно не состоится. И скорее всего Винт, болтаясь в машине, просто ждет доклада своей крутой охраны, которая заявилась в Старый Цирк два часа назад. И если бы он и впрямь был безмозглым хулиганом с чужими «шестерками», там бы всех их и положили за милую душу. Впрочем, сначала эту душу долго-долго вытрясали бы.
Наконец, машина разворачивается по направлению к Солнечной, проскакивает громадину старинного киноцентра и останавливается у чистенькой конторы «Роботс Лтд» – одной из немногих официально действующих компаний в Цересе.
Келли делает стойку.
- Чейн и Тот, к заднему входу, следить издалека. Рыжий, останешься здесь, Фанк, двигаешь за фургоном, если он все-таки еще куда-то поедет.
- Куда уж дальше, - ворчит кто-то по общей связи, но Келли обрывает звонок. Выследить они его выследили, но вот дальше что? Не цветочки же ему в здание нести?
Винт тем временем выбирается из фургона, шустро следует в здание, махнув кому-то при входе, а фургон едет дальше. Ну да, привлекает внимание.
Келли сползает с байка, толкая рыжего в спину – пошел, а сам неторопливой походочкой направляется вниз по улице. Паранойя или нет, но будь он таким уж умным ублюдком, он бы, конечно, поставил где-нибудь камеру наблюдения, а над входом в здание она точно есть: в конце концов, контора – предприятие официальное и полноправное, хоть в Цересе, хоть в Танагуре. Что, вообще-то говоря, дикий юридический казус, нэ? Так что лучше подстраховаться.
Он сворачивает где-то за два квартала, сверяется с картой на телефоне – ценная вещь, особенно после того, как над ней поколдует кто из знатоков канализационных и коммуникативных систем. Увы, в этом телефоне таких полезных дополнительных опций нет, но Келли не особо по этому поводу расстраивается.
К черному входу он подходит аккурат когда охранник выбирается покурить. Келли подгребает к нему тяжелой специфической походкой нарка-доходяги и в лучшей манере сирых и нищих начинает монотонно стонать:
- Мелочь есть? На сигарету…
- Отвали, - морщится охранник. Келли тянется ближе, чуть не вешается на мужчину.
- Ну да-ай мелочь. Не жлобись…
- Отвали, я сказал…
- Ну дай… жалко, что ли….
Охранник отталкивает назойливого попрошайку, выбрасывает недокуренную сигарету и поворачивается спиной. Келли неслышной тенью встает за ним и коротко, сильно бьет зажатым в руке кастетом между шеей и спиной. Мужик валится на асфальт, Келли успевает подхватить тяжелое тело и отволочь к череде мусорных баков: «Поспи, дружок».
Он сдирает браслет с опознавательным чипом – здесь вам не тут, ЛИНк здесь не работает, но вообще смешно, когда в Церес являются граждане считай что другой страны и носят специальные опознавательные знаки для местной системы безопасности. Натянув браслет, Келли машет ручкой его хозяину, прикрывает того крышкой от контейнера и двигает в здание.
Первый пошел, переход на второй уровень.
Куда направился «большой босс» Винт, узнать можно несколькими способами. Самый незатейливый: взять чанкер наперевес и спросить на ресепшене. Увы, для таких решительных действий нужна компания, а всех «шестерок» Мацуто Келли оставил на улице. Так что он поступает проще: подымается по внутренней лестнице – просто удивительно, насколько употребление лифтов облегчило жизнь ворам и шпионам – и, вскрыв коробку интерфейса, за пару минут считывает данные о перемещениях людей и техники с помощью упомянутого транспортного средства.
Винт обнаруживается на третьем снимке и, согласно данным, поднялся на третий этаж и двинулся влево по коридору. Келли закрывает модуль, посылает его крышке воздушный поцелуй и, перепрыгивая через ступеньки, несется на третий этаж. Влево от лифта у них, правда, аж четыре кабинета, но Келли это не смущает. Он дергает ручку первого, дверь распахивается почти сразу, недовольный мужской голос басит о закрытии приема на сегодня, Келли виновато улыбается, просительным голосом извиняется и поясняет, что он-де нечаянно, что он тут случайно.
Вторая дверь не открывается вообще. За третьей обнаруживается крошечный холл ожидания, секретарь-андроид и два охранника с лицами не знакомыми, но узнаваемыми. Келли влетает в холл с обворожительной улыбкой и криком: «Я приглашен, приглашен!», и пока оба охранника пытаются оценить степень угрозы темпераментного посетителя, вжаривает ближайшего шокером, а второго берет на прицел гвоздемета. Собственно, не успевает взять: тот оказывается сообразительнее коллеги и успевает перехватить руку с гвоздеметом. Келли послушно роняет оружие на пол, пинком ноги отправляет его куда подальше и прикладывает к ребрам тесно прижавшегося охранника шокер. Ощущает под своими ребрами такой же.
Вот блядь!
- Остановитесь.
Голос звучит негромко, но повелительно: нажим на ребра уменьшается, и Келли, тоже решив подчиниться приказу неведомого голоса, так же медленно уменьшает давление. Они оба выпрямляются, являя взору трогательную синхронность действий и ощущений. Охранник не отрывает взгляда от Келли, последний крутит головой, желая увидеть обладателя повелительного голоса.
Обладатель на первый взгляд не впечатляет: невысокий, щуплый мужичок, инопланетянин – и к Оракулу не ходи, но в костюме крайне приличном и с той особенной холодной цепкостью во взоре, которая сразу выдает человека, привыкшего к власти. Что у Винта может быть с таким человеком?
Работа у Винта с этим человеком. Работает он на него, как Добрыня, например, работает на Доктора, которого тоже никто в глаза не видел. А он, Келли, только что вписался на их стрелку в надежде найти информацию о загадочном покушении на его жизнь, из чего следует неоднозначный, но вполне вероятный вывод, что вот заказчика собственной персоной он как раз и видит.
- Если вы обещаете не делать лишних движений, вас отпустят.
Келли хмыкает, но согласно кивает головой. Охранник без удовольствия отпускает его руку, отходит на шаг, глаз с Келли не сводит, даже искоса не смотрит на своего поверженного коллегу – лестно, не то слово. В проеме внутренней двери тем временем появляется еще один коллега по ремеслу, молча ожидая приказания.
Как ни странно, Келли не испытывает страха: убить его здесь не составляет труда – наверняка контора только выглядит обыкновенной, а на самом деле и звуконепроницаемые стены, и собственные камеры, и утилизаторы – все наличествует. И надеться на то, что тип, уже один раз пытавшийся его убить по неизвестным причинам, при личной встрече откажется это сделать, тоже обстоятельства не позволяют. Логично было бы предположить, что из него попытаются вытрясти информацию. Но какую? Шантажировать – чем? Вербовать – куда? Но это уже интересней. Так что Келли не собирается сдаваться. Здесь что-то происходит, с точки зрения внешнего наблюдателя – что-то удивительно нелепое, но происходит.
- С кем имею дело?
Ну, хоть не честь. Келли сердито фыркает:
- Думаю, вы прекрасно осведомлены, с кем. Я представился, назначил встречу, даже выдвинул предварительные требования.
За тот короткий миг, пока предполагаемый куратор Винта молчит, обдумывая ответ, Келли успевает много всего почувствовать. Досаду за свою ошибку и страх за собственную жизнь, обиду за то, что так и не узнал ничего толком и ничем не смог помочь своим, злость и ярость, и твердое решение дорого продать свою жизнь и не уступить ни грамма информации. И еще одно короткое отчаяние от мысли, что это может быть сам Сталлер и есть, которого он никогда в глаза не видел, и что теперь тот сможет покуражиться над помощником Черного и опозорить его в глазах всего Старого Города.
- Вы – Келли, - произносит неведомый босс. Келли усмехается самой паскудной улыбкой, которая только у него получается, охранник в дверях напрягается, а босс кивает.
- Хорошо. Я – Нейман. У меня к вам есть дело.
Валяясь на диване и меланхолично рассматривая потолок, Алек пытается сообразить, где взять катер. То есть не катер даже, а вертолет. Учитывая, что и тот, и другой вид транспорта не продается на блошином рынке Цереса или Танагуры, разницы особой нет. Это для армейской системы сканирования разница есть.
Эта информация промелькнула в технической записке, сопровождающей лицензию на использование воздушного аппарата нестандартного класса. В связи с тем, что амойская армия использует самые передовые дециметровые сканеры, позволяющие проследить блуждание иголки в стоге засушенной растительности, полет вражеской техники любого класса над территорией пустыни и прилегающего водного пространства становился чистейшей абстракцией. Абстракция, однако, не включала в себя полеты на сверхмалых высотах, каковые на Амой, как и на любой другой планете, могли осуществлять воздушные аппараты конструкции устаревшей и неэффективной: например, винтовые вертолеты и воздушные платформы. На платформах над пустыней летать нельзя было вообще: аномальность воздушных потоков и резкая смена ветра превращали подобный полет в гарантированный вид самоубийства, а «вертушки» – усовершенствованный индивидуальный транспорт на гравиплатформе – успешно на этих самых малых высотах перемещались.
Вертолет, однако, будучи прямым предком этого летательного аппарата и обладая множеством недостатков по сравнению с потомком, обладал и несомненным преимуществом. Отсутствие гравиплатформы и возможность использовать самые завалящие и устаревшие системы подачи топлива превращали раритет в объект неустановимого класса – а в реестре такого рода объектов Алек, к собственному восхищению, обнаружил их аж десять штук. И объекты эти обязывались иметь специальные опознавательные знаки и специальную передающую аппаратуру, чтобы быть опознанными сканерами по радиосигналам. Дециметровка элементарно не брала на низких высотах.
Помнится, он тащился от этого факта почти пять минут виртуального времени и не поленился порыться в договорах, чтобы найти, какая контора услаждает своих клиентов полетами на таких изысканных средствах. Так что Казанку он солгал дважды: когда сказал, что использовал лицензию «Аркады» лишь в качестве прикрытия, и когда не сказал, на чем именно собирается лететь.
А теперь вот мучается отходняком, стыдом и необходимостью оторвать задницу от жесткого старого дивана и двигать в Старый Город. Потому что если заявка, вместе с разрешением на использование, полет и прочее завтра будет благополучно активирована – а почему бы и нет? – и менеджер «Аркады» вручит ему ключи от вертолета с пожеланием успешного полета, то, спрашивается, как он полетит?
Можно, в принципе, сосватать пилота самой «Аркады», но тогда бедолаге придется грозить, бить, заставлять лететь хрен знает куда и рисковать жизнью за то, что его не касается. Как-то совести не хватает. И, может, не так уж и жалко бывшему террористу какого-то сытого благополучного гражданина, но вот то, что этот сытый благополучный специалист по полетам обведет его и Крона за милую душу, и полетят они прямиком к армейцам, на станцию или вообще никуда не полетят, а успеет пилот предупредить полицию – это он прекрасно понимает. Так что пилота надо где-то искать.
А где? Где водятся такие глюкнутые фрики, которые согласятся лететь через всю пустыню под прицелом трех армейских баз, всех спутников вместе взятых и хрен знает кого еще?
Алек тихонько подымается с дивана, натягивает ботинки и, не застегивая, выскальзывает из квартиры. Амой – это такое место, где можно найти кого угодно. Буквально.
Дерм отваливается сам. Белка с отсутствующим видом скатывает и сбрасывает теплый, мятый кусок биопластика, и с таким же отсутствующим видом лепит новый. Хорек, мельтеша лицом, как дорожным указателем, и умудряясь даже сидя каким-то образом перемещаться то влево, то вправо, осторожным взглядом провожает стимулятор и продолжает докладывать:
- … разместили, а второй за скалой оставили. Сигналку поставил, но, - Хорек быстро пожимает плечами, оглядывается назад, словно желает убедиться, что таки поставил, и что таки за скалой, собирает рот в жалобную гримасу больного клоуна, при этом ухитряясь озабоченно хмурится и тыкать пальцем в воображаемую стену, - ее все равно ни хрена слышно не будет.
Белка кивает, слышно не будет. Слышно будет, только если какой умник, навроде засланного «спящего» шпиона, который вот теперь решит превратиться в добровольного камикадзе, попытается взлететь на воздух вместе со всем их грузом или сдохнуть чуть позже, погребенный песком и пылью. Ну тогда, конечно, слышно будет. Правда, недолго, в том смысле, что некому будет долго наслаждаться какофонией. А если и первая партия бомб взлетит на воздух по той же умозрительной причине – тогда и говорить не о чем.
Когда и как начинает работать препарат, Белка не ощущает и не понимает, но в какой-то момент замечает, что совершенно потерял нить разговора и собственную мысль тоже. О чем он там, бишь, думал? О шпионах? О взрывах? О Хорьке? Вот человек, по лицу которого никогда не понять, что и как он думает. Ни по лицу, ни по голосу, ни вообще. Идеальный шпион.
- Что Золь говорит?
Хорек снова оглядывается, наклоняется к боссу с таким выражением лица, словно собирается прошептать на ухо что-то адски подозрительное, потом его лицо явственно перекашивает на одну сторону, словно от зубной боли, и он вполне нормальным голосом, с некоторой озабоченностью сообщает:
- Да ничего толком не говорит. Саймон идет на северо-восток. Это он клянется. А как долго, - вместо того чтобы пожать плечами или поднять брови в знак согласия с судьбой, Хорек подпрыгивает на месте и делает отталкивающий жест обеими руками, - не уверен. Но сутки точно здесь проторчим.
- Ага, - Белка закрывает глаза. Вовсе не от усталости и не от желания отгородиться от причудливой мимики собеседника: раздумывать он предпочитает с закрытыми глазами. Да и отвыкший от постоянного ношения респиратора, он теперь страдает от специфического синдрома черепахи: вместо того, чтобы ощущать вполне понятное неудобство от затрудненного дыхания, у него чешутся и раздражены глаза. Как если бы стекла в респираторе чем-то отличались от очков.
Они двигались наугад почти неделю: не успел гонец Барбра исчезнуть за горизонтом, как караван, а вернее говоря – обоз, нагруженный взрывчаткой, снарядами, бомбометами и напалмом двинулся с плато вниз. С обозом ушла половина людей – оставшиеся продолжили изготовление снарядов – и почти все машины. За главного Белка оставил на Мастерских Шиву – после того, как Хорек отказался даже рассматривать предложение остаться. Он несколько раз заставил Шиву повторить инструкции, пока тот не взбеленился и не обозвал босса обдолбанным придурком и давно потерявшим мозги старым идиотом. Удовлетворенный, Белка погрузил вторую копию инструкций на свой байк, и со спокойной душой отправился воевать.
Третью копию за горизонт увез гонец Барбра – не слишком-то он надеялся на это послание, но жизнь, как он успел убедиться, вообще штука загадочная, и почти никогда нельзя угадать, что из сделанного тобой будет иметь значение, а что не будет. Так что пусть еще и третья схема гуляет по пустыне – авось Черный или еще кто сообразительный сумеет использовать ее по назначению.
Они шли на тракт по дуге. Знает ли Черный о том, что происходит на тех лежках, или не знает, но Белка уверен: игра в караван, попытка оттянуть время, подготовиться к будущей неминуемой резне провалилась. А значит, Черный поведет своих кратчайшей дорогой к нему, Белке – за оружием и людьми. А значит, идти тоже будет не по тракту. И будет спешить.
Вечером, отхаркивая очередной кусок своих легких, Белка пытается решить: они тоже спешат или ему так кажется? Он очень давно не ходил в караване или абрах, давно не путешествовал по поселениям или лежкам: все, что ему могло понадобиться, все, что требовалось для дела, ему и так несли и везли со всей пустыни. Особенно, когда Черный отбил это плато с разрушенной буровой установкой у кочевников и помог организовать Мастерские. Он сидел на одном месте, ковырял старое железо, глотал ширку и «сегун», имел гешефт с охотниками, толкачами, пустынниками и кочевниками, и обдумывал планы на будущее тысячелетие. А теперь вот лежит и думает, что до следующего тысячелетия он не доживет, и еще вопрос, сумеет ли он дотянуть до конца месяца, успеет ли переговорить с Черным?
Хорек инструкцию передаст и объяснит, конечно: в интерфейсе контроллера он разбирается не хуже Белки, а может и лучше – как-никак, водил все те старые развалины, которые им удавалось поднять из мертвых. А практический опыт тут важнее теоретического. Но все-таки… все-таки, идея пришла в голову именно ему, Белке, сумасшедшая нелепая идея, которой он и поделился с Черным после хорошей дозы «сегуна» с его стороны и бутылки самогона с другой. И Черный, вместо того, чтобы высмеять его или обозвать идиотом, выслушал и покивал с глубокомысленным видом, а утром потребовал, чтобы Белка все это ему повторил на трезвую голову. Надо было видеть, как сверкали глаза Черного, когда он раскусил идею.
А ведь никто больше и не верил. Не то чтобы Белка распространялся обо всем этом, но и те, кому довелось узнать, или считали его спятившим идиотом, или сомневались, или посматривали с жалостью. Да на него, на его людей всегда так посматривали: и когда они кузню затевали, и когда бур восстанавливали, и когда бомбометы монтировали – не в обычае пустынников увлекаться фантастическими идеями. Черный… Черный не такой. Он верит. Во что-то такое огромное, что туда все идеи вмещаются.
Поэтому он лепит очередной дерм, как только заканчивается предыдущий, поэтому держит инъекторы со стимулятором поближе, чтобы как только так сразу и использовать. Он знает, он чертовски хорошо знает, что не доживет ни до конца войны, ни до конца лета. И люди его это знают, и нет нужды видеть их взгляды или подслушивать разговоры – Белке не страшно. То ли и впрямь перестал бояться смерти, то ли ждать надоело, то ли не верит он в смерть по большому счету – Белке разбираться не хочется. Он хочет, желает только одного: добраться до Черного, рассказать все ему самому, чтобы увидеть восхищение в глазах друга, чтобы увидеть в них будущее, чтобы знать точно, что все получится, и они победят.
А может, просто увидеться напоследок.
Алек просто идет из клуба в клуб и спрашивает: а не знает ли кто такого крутого геймера, который стреляет из виртуальных пушек, как из настоящих? Из клуба в клуб его провожают удивленными взглядами, специфическими жестами, замечаниями, комментариями и, иногда, попытками оказать более сильное физическое воздействие. Любители попинать более слабого или чужака не переведутся никогда. Алек не сопротивляется: висит кулем, сворачивается на асфальте со стоном и картинно выплевывает комки крови. И так как любители – обычные, не сумевшие за день сбросить агрессию молодые идиоты, то запала их надолго не хватает, а кровавая картинка быстро отбивает охоту продолжать травлю. А он, дождавшись ухода гонителей, выплевывает очередной пакетик с кетчупом, прячет в рукав следующий и направляется в очередной бар.
Найти самостоятельно того гражданского типа, который уделал отряд Ромика, Алек и не надеется. Вероятность такой удачи плавно исчезает за горизонтом нулевого лимита, а Алек, как-никак, относит себя к славному племени материалистов. Так что он надеется на прямо противоположное: на дружбу и цеховую солидарность геймеров, которые в некоторых плоскостях своей работы ничем не отличаются от хакеров, а рискуют даже больше. Так что кто-то должен поднять задницу и хотя бы предупредить того пацана. А поскольку он шляется в одиночку, был не раз бит и не производит впечатления угрозы обществу, то, по идее, этот пацан со товарищи решит в конце концов узнать, что за мудак его ищет и на фига.
Но вот он уже два часа так шляется, утро уже скоро, и непонятно, куда еще идти, а неизвестный геймер-артиллерист все никак не хочет узнать о подозрительном топляке.
Алек усаживается на край тротуара, подпирает голову руками и задумывается. Он устал, голова трещит, перед глазами прыгают звездочки, и больше всего на свете хочется послать опостылевший мир куда подальше и наширяться. Он мысленно прикидывает, где и к кому он мог бы сейчас толкнуться. Понятно, что никого из старых толкачей он уже не найдет, но где искать и как, он знает прекрасно. Проблема в том, что у него нет кредитов, а ни один нормальный толкач не даст топляку-хакеру товар без материального воплощения денег. А значит, надо будет сломать что-нибудь кому-нибудь, чтобы перекинуть на виртуальную кредитку, а потом уже паять с нее хоть на телефонную карту.
Алек резко вздергивает голову и напряженно смотрит пред собой: он что, серьезно? Это вот он сидит на тротуаре и думает о том, где ему раздобыть лавса или чего покруче, потому что мир ему, видите ли, опостылел? Это и правда он?
- Во бля! - говорит он вслух и вскакивает. И тут же натыкается на трех пацанов, не слишком серьезного вида, но со вполне серьезными выражениями лиц и с кастетами по крайней мере у одного из них. Впрочем, носить его пацан не умеет.
- Слышь, любопытный, - с угрозой в голосе говорит тот, что с кастетом, и затыкается, глядя на расплывающуюся в счастливой улыбке физиономию Алека. Остальные два переглядываются с удивленным видом и на всякий случай отступают на шаг: уж больно странно, на их взгляд, реагирует подозреваемый.
А Алек и впрямь расцеловать их готов. Кто из них Кайл, и есть ли он здесь вообще, Алек не знает, но в том, что план наконец-то сработал, уверен.
- Эй, ты чего?
Алек делает шаг к говорящему – уже чисто из мести, удовлетворенно отмечает, что тот сразу же делает шаг назад, удерживая дистанцию, и произносит:
- Народ, мне чертовски нужна помощь.
- А мы тут при чем? - сердито спрашивает второй пацан, пониже, с короткими темными кудряшками.
- При том, что вы пришли, - Алек хватает того, что с кудряшками, за руку, прежде чем пацан успевает отодвинуться, трясет чуть ли не со всей силы.
- Какого рагона?
- Вы пришли. Услышали, что кто-то кого-то ищет, и пришли узнать, в чем дело. Остальным было все равно.
Пацан с кудряшками резко вырывает руку, глаза его презрительно щурятся, но сказать он ничего не успевает: первый пацан дергает его за рукав и коротко кидает:
-Линяем, - после чего троица пытается «слинять». Алек горестно взмахивает руками и хватается за куртку последнего, третьего пацана.
- Подождите, ради… - с секунду он пытается найти какие-то слова, ради которых столь нужные ему люди согласятся его выслушать, а не исчезнут в дальних далях и кричит, - Нона! Ты работал с Ноной. С Черным! Ему нужна помощь!
Третий пацан все еще выкручивается из его хватки, но второй останавливается.
- Откуда ты знаешь Черного?
- Я с ним! Работаю с ним!
- Вранье. Тебя не было в… не было, - пацан едва удерживается от того, чтобы не проговориться и хмурится еще сильнее. Алек кивает:
- Конечно. Меня там не было. Но я все знаю, потому что Черный мне сам все и рассказал, - часть он, собственно, даже «видел». Но уточнять это сейчас явно лишнее.
- Докажи, - отрывисто приказывает первый, и Алек успевает удивиться: получается, что первый – тот геймер? Или его друг? В общем-то, не имеет значения, и Алек начинает говорить, стараясь быть максимально убедительным:
- Нона – миномет, раритетный. Черному его… ну неважно кто достал. А снаряды пришлось делать самим. И оптика была с метеозонда, я представляю, сколько вы ее выставляли. И первый раз чуть по своим не попали. И в конце полетел навигатор, так что стреляли вообще «на глаз», и если бы не ты – фиг бы кто оттуда живой ушел.
На лице второго неописуемая игра чувств: страх и гордость, и удовлетворение, и тревога, и то особенное выражение, которое появляется, когда человек вспоминает какое-то большое рисковое дело, когда пришлось сражаться изо всех сил и победить.
И Алек понимает, что выиграл. И говорит:
- Если я не найду пилота, то все, что вы уже сделали – будет зря, понимаешь? Нельзя, чтоб так случилось.
Кресло мягкое, удобное, что называется – многофункциональное. То бишь, может принять строгую офисную форму и напомнить, что такой классно выделанной, практически настоящей кожей покрывать мебель может позволить себе только очень богатый Пиноккио. Или раскрыться в подобие ложа, где такой богатый Пиноккио может вкусить земных услад от своей секретарши. Или секретаря. Или еще кого, вне зависимости от происхождения.
На самом деле богатенькому Пиноккио после рабочего дня, а уж тем более по ходу рабочего дня, не до услад аж ни разу. И если раз в неделю у него еще на кого-то или что-то стоит, то в большинстве случаев это не показатель хорошего сексуального самочувствия, а успехи химии на практике. Потому, в естественном виде деловой альфа-самец хуже всякого блонди: те хотя б на пет-шоу отрываются, а он, болезный, в процессе поступательно-вращательных движений видит только колебания рынка деловых бумаг.
Увы, увы, ничто так не обманывает юные умы, как порнография!
Келли закидывает руки за голову, ноги на стол – переживания владельца или арендатора по этому поводу его не волнуют. Хотя вопрос интересный: за каким хреном офис в задрипанной конторе – в Цересе! – оформили в лучших традициях якудзы на его давно оставленной родине? Винт что, приезжает сюда покайфовать в кресле за пятнадцать тысяч кредитов? Или держит для представительских целей? Потянувшись, Келли нащупывает за подлокотником панель управления, ну конечно: массаж, ионный душ, ароматическое масло, музыка, что там еще – и по застарелой дурной привычке что-то там нажимает. Кресло утробно гудит, сиденье под ним начинает активно шевелиться, хватать за задницу, толкать, так что вызывающе-пофигистская поза становится совершенно невозможной, и Келли скатывается из кресла, едва успевая сдернуть ноги со стола и не хлопнуться мордой о стол или пол. Приземляется, правда, на колени и – о позор его сединам! – вынужден упереться ладонями в пол.
Винт истерично хихикает, но тут же замолкает. Нейман не реагирует, глядя на «молодого человека», как он выразился пару минут назад, серьезно и с некоторой долей благожелательности. Охранники безмолвствуют, и, кажется, даже не пошевельнулись.
Серьезный мужик. Ну ладно!
Келли выключает мелко подрагивающее кресло и снова усаживается. Взгляд, мельком брошенный на давнего, очень давнего своего хозяина, оптимизма не внушает: Винт явно жаждет оказаться как можно дальше от этого места и как можно меньше услышать из того, что здесь собираются обсуждать. Поговорка «меньше знаешь – крепче спишь» в данном случае должна звучать иначе: «меньше знаешь – можешь спать». Келли становится любопытно, как старый ублюдок будет выкручиваться.
Винт встает, не торопясь, даже как-то торжественно, придает лицу почтительное и даже немного возвышенное выражение, кланяется большому Боссу – хорошо кланяется, усердно, но с достоинством, и говорит, не торопясь и соблюдая церемониальность:
- Господа, полагаю, вам надо обсудить множество важнейших дел. Я не могу позволить себе отвлекать вас и тратить ваше время. Позвольте откланяться.
Келли заинтересованно смотрит на Босса – лицо последнего не изменяется ни на йоту. Ровно с тем же выражением тот может и отослать неудачно выполнившего поручение сотрудника, и приказать ему совершить харакири. Перспектива последнего заставляет Келли задуматься: что ему тогда делать? Посмотреть и сочинить хайку? Заступиться за ублюдка? Помочь другим ублюдкам?
- Сядь и не отсвечивай, - коротко кидает Босс. Мягкая интонация и выражение лица так сильно не совпадают со словами, что Келли едва удерживается от желания захлопать в ладоши, а Винт, бледнея на глазах, садится обратно в кресло и боится пошевелиться.
- А можно, амбалы тоже сядут… ну на пол, что ли, и не будут отсвечивать? А то у меня уже спина болит.
- Не юродствуйте, молодой человек, - указывает Босс таким же мягким голосом, - вам это к лицу, не спорю. Но нам нужно обсудить действительно важное дело, и мы оба, как я понимаю, не обладаем таким уж большим запасом времени.
Келли приходит в восторг: вау, бандюки Сталлера – хотя с чего он решил, что на уважаемого бизнесмена работают только криминально-неустойчивые личности – знают такие длинные умные слова и умеют их употреблять. С другой стороны, он ведь уже понял, что дядя совсем не простой. И сам по себе факт наличия образования не имеет особого значения, так что клоуна корчить действительно хватит. Все, что нужно, он уже увидел.
- Да, времени нет, - в противовес словам Келли легкомысленно улыбается, откидываясь на спинку многофункционального кресла и снова укладывая ноги на стол, - ваши предложения?
Снова вау! Дядя даже бровью не пошевелил. Может, это вовсе не живой дядя, а андроид-удаленка? Или вообще голо? За все время разговора он ведь ни к чему не прикоснулся – сидит, как палку проглотил.
- И кстати, если бы ваше поручение было выполнено, то кого вы ожидали? Если не секрет, конечно?
- Все равно, - Келли хмыкает и впервые на лице Босса появляется отражение каких-то эмоций, - это было послание. Рано или поздно, но появился бы человек, кто захотел бы узнать, в чем дело.
Рано или поздно не совсем согласуется с предыдущим заявлением о времени, но Келли решает не заострять на этом внимание.
- Ничего личного.
Келли согласно кивает: дело есть дело, и личные мотивы в такого рода операциях используются только в качестве факторов влияния. Но если даже для организации столь своеобразного приглашения потратили столько времени и кредитов, то, понятное дело, что предложение тоже дорого стоит.
- Я бы хотел передать вам и вашему… предводителю, - Келли с интересом отмечает новое обозначение для статуса Черного, - некоторую информацию.
Занимательную беседу прерывает тихий всхлип Винта. На того жалко смотреть: весь мокрый, лицо серое, глаза выпучены. Келли испытывает прилив невольного сочувствия: стоило всю жизнь горбатиться, чтобы на склоне лет, когда можно просто пользоваться плодами своего неправедного труда, влипнуть в такую историю. Не жилец его бывший хозяин, совсем не жилец.
- Господа, - с трудом произносит Винт, - господа прошу вас…прошу вас, разрешите мне удалиться… я ни в коей мере… - голос у него неожиданно срывается и он чуть ли не визжит, - дайте мне уйти!
Босс равнодушно смотрит на старого, действительно старого, монгрела. По лицу того текут слезы, он всхлипывает и плачет, не стесняясь, и просит едва слышным шепотом. Наконец, Босс коротко взмахивает пальцами и цедит, обращаясь к охранникам:
- Убрать, - и Винта, то слабо сопротивляющегося, то кулем висящего на охраннике, под сорванный лихорадочный шепот и стоны, уводят.
Келли его жалко, правда. Наверное, он тоже стареет и становится сентиментальным. Но потом Келли думает, что как-то сильно рано, а значит, не считается, и требовательно вздергивает подбородок.
- Ну, так что там за информация? И откуда, позвольте спросить? И если вы уж так восхитительно любезны, что собираетесь передать ее мне, то как, по-вашему, ее передам я?
- По воздуху, скорее всего, - спокойно отвечает Босс на последний, как на самый простой вопрос, и продолжает, - источник информации я позволю себе скрыть, поверьте, молодой человек, при всем вашем желании у вас нет возможности проверить его. А вот в соответствии этих данных реальности вы сможете убедиться в любой момент. Как только окажетесь на месте.
- По воздуху, - уточняет Келли, прикидывая в уме, не означает ли это, что Сталлер абонировал катера и теперь его бандиты могут спокойно летать над пустыней, куда им вздумается. Хорошая это была бы информация, кто ж спорит, только бесполезная – против катеров им не выстоять.
- Да, - подтверждает большой Босс, которого зовут Нейман. Келли, конечно, знает это имя, хотя самого помощника Сталлера никогда в лицо не видел, да и нет уверенности, что лицо, которое он сейчас видит, и есть лицо Неймана. Проверить, как было указано, возможности нет.
- Ну, давайте свою информацию. Я передам ее, куда следует.
Это случается почти одновременно, словно нарочно, словно специально для того, чтобы показать, насколько сильным может быть человеческое желание. Поэтому, когда Черный поворачивается назад, чтобы показать, куда они идут и куда дошли, чтобы посмотреть на своих людей – он видит их всех, стоящих длинной цепью, связанных друг с другом чем-то покрепче троса, и на какой-то миг сам удивляется, что так ясно видит их лица.
Потом второй напоминает, что никаких лиц он видеть не может: респираторы, очки и головные повязки превращают людей в одинаковые застывшие фигуры, пешки на шахматной доске – неотличимые и равнозначные, так что это не более чем галлюцинация. Первый не возражает, как мог бы, потому что это видение – фигур на доске, очереди, где ждут своего участия и своей участи, заставляет первого наполниться гневом, и он снова видит лица, все до единого, и на каждом из них – благоговение и удивление.
Они дошли. Они шли через бурю и дошли. Победили Саймон.
Первый удовлетворенно улыбается и, отвернувшись, решительно направляется к самой южной площадке плато. Той самой, на которой небесная принцесса Сзунь-Чжао могла бы выстроить свой волшебный замок.
Остров Кораблей виден, как на ладони: словно по волшебству, как только они достигли первых скальных отрогов, ураган прекратился. Не затих, а ушел в сторону, на северо-запад, и люди, бредущие наощупь, слепые и глухие в месиве песка и грохоте ветра, внезапно оказались на чистом, спокойном месте, как на ладошке. Все видно, почти слышно и цель четырехчасового страшного похода перед глазами. Как по волшебству. И пусть Черный не видел на самом деле благоговения, восторга и удивления на их лицах, но оно там было.
Пыль еще висит в воздухе, облекая людей и предметы размытым молочным ореолом, искажая рельеф почвы под ногами так, что трудно идти, и превращая небо в такой же молочный плохо сваренный кисель. Гул ветра перекрывает большинство звуков, и чтобы говорить, надо кричать, но все равно – после урагана, после всемогущего Саймона, эти чистота и тишина кажутся поразительными, подарком Песчаной Девы. А целенаправленно двигающийся к скалам дарт, несмотря на хромоту и явную усталость – Ее посланцем, Ее легендарным возлюбленным. И они следуют за ним без вопросов и сомнений.
Черный слышит, как кто-то догоняет его – Тихий, конечно. Голоса первого и второго все сильнее смешиваются, он уже не уверен, что знает, кому принадлежит догадка, а кому – очередное глючное видение, но это уже не важно. Они дошли. Обогнали бурю, обогнали людей Сталлера, и теперь приложат все усилия для того, чтобы одержать победу.
- Черный, - Тихий сразу же кашляет и надевает респиратор. Дышать нет никакой возможности: пыль, почти невидимая, тончайшая, мгновенно забивает носоглотку, горло, трахею, и кажется, можно почувствовать, как она наполняет легкие. Черный делает успокаивающий жест рукой: «Я все понял, со мной все в порядке». Тихий мотает головой и снова пытается снять респиратор, чтобы спросить. Черный останавливается, кладет руку тому на плечо, смотрит. Сквозь стекла очков ничего увидеть нельзя, но он легко представляет выражение лица друга. Тихий внимателен и умен, и отлично его знает, на стоянке Черный просто не дал ему времени на возражения или вопросы, но это не значит, что их не было. Он тянется рукой к своему респиратору, чтобы сказать, чтобы улыбкой ободрить того и подтвердить, что все в порядке, но в последний момент останавливается. Вряд ли Тихий посчитает этот поступок доказательством его адекватности.
Вместо этого Черный показывает на облюбованную еще весной площадку и жестами поясняет: дойдем, поднимемся, все расскажу. Тихий кивает и идет поблизости, отставая всего на пару шагов. Видимо, опасается, что он, Черный, все-таки свалится.
А он, уже позабыв о первом и втором, прикидывает про себя последствия. Кажется, именно кажется, что он еще с десяток миль пройдет и не запыхается. Но стимулятор - на то и стимулятор, чтобы, взвинтив на полсуток тело, потом затребовать все обратно. Так что казаться ему может все что угодно, а на самом деле Тихий вон уже примчался приглядывать за ним. Наверное, со стороны он выглядит совсем не так замечательно, как он себя ощущает.
Потом Черный еще раз оглядывается. Караван по-прежнему двигается длинной цепью, и кроме Тихого никто от троса не отвязывается – не до того. Но теперь они вовсе не выглядят пешками: несмотря на маски и почти одинаковую одежду, они разные, и Черный это видит. Разные люди, но с одной целью, преодолели бурю и идут дальше. И буря там, за их спинами, грохочет и буйствует, серая клочковатая стена, фронт бури закрывает горизонт, но они уже вышли из-под ее власти, словно оказались в другой стране, они победители. И это чертовски удивительное и завораживающее зрелище. Так что Черный толкает Тихого, указывая рукой – посмотри, мол, и тот оглядывается и смотрит, замерев на месте.
Они видели, как идет буря, как надвигается вал пыли и камня. Много раз видели. Но мало кто может похвастаться тем, что они видят сейчас: как люди прошли сквозь бурю, и как буря проиграла.
А когда они добираются до площадки, с двух сторон прикрытой вертикальными стелами никому не известных здесь парусов, можно уже говорить.
- Здесь мы остановимся, и будем обороняться.
Тихий задумчиво оглядывает диспозицию, Черный мысленно хихикает, представляя, как щелкает в голове Тихого счетчик: одна сторона защищена, весь комплекс просматривается как на ладони. С северо-востока, откуда они ожидают как друзей, так и врагов, тоже прекрасный обзор. Высота площадки небольшая, но вполне достаточная, чтобы выстрелами из чанкеров или гвоздеметов их было не достать. Склоны площадки тоже достаточно крутые, а те пологие, что остались, легко разрушить. Если бы не наличие огнестрельного оружия у противников, их позиция здесь была бы неприступна.
Черный указывает на россыпи мелких камней и песка вокруг площадки.
- Мы пророем здесь каналы, наполним напалмом и подожжем, когда они ринутся на штурм. Атаки тоже будем отбивать огнем. Это даст нам возможность дождаться Белки.
В отличие от Алека, Келли прекрасно знает, как зовут великого амойского геймера и где примерно его искать. И решение обратиться за помощью к великому и единственному же на Амой артиллеристу приходит ему в голову сразу. Пользоваться возможностями Неймана в организации полетов над пустыней Келли полагает плохой идеей. Несмотря на предоставленную информацию, которая так похожа на гранату с выдернутой чекой, что непонятно, как это у него руки еще не горят, Келли все равно предпочитает изыскать возможности самостоятельно. Как ни странно, идея полета на подходящей летающей штуковине вовсе не кажется ему такой уж невозможной, как Алеку.
Во-первых, и самых главных, туристы. Во-вторых, контрабандисты. Последние, правда, над пустыней не летают, но никому не запрещается арендовать чей-нибудь катер и отправиться в любой полет, не сказав хозяину посудины. В том, что посудину возвращать не придется, Келли уверен. В-третьих, встреченные им давеча юные космонавты заставляют его всерьез обдумывать и этот вариант: не с участием детей, конечно, Боже упаси, но вот подбить на пробный полет клуб дельтапланеристов, имитируя потом сбои управления, испуг, неудачную посадку и так далее – задача вполне реальная. Более того, Келли приходит к выводу, что и самая перспективная – не будут армейцы гасить по студентам.
Окрыленный именно этой идей, Келли покидает многостаночное здание «Роботс и Ко», созывает своих орлов и, поблагодарив за доблестную службу, отправляет к боссу. Попутно реквизировав, в счет будущих услуг, один их байков. Водитель байка, рыжий с челочкой, чье имя теряется в памяти Келли с упорством куклы-неваляшки, пытается тоже сдаться в аренду, но Келли, чувствуя, что не только идеи, но и подозрения плотно поселились в его голове, упорно отказывает.
Подумав еще немного, Келли приходит к выводу, что надо искать большой гейм-клуб. Хотя бы потому, что при большем количестве участников шансов найти нужного человека тоже должно быть больше. Вроде бы математика такие расчеты одобряет. Так что, приспособив на ухо изделие местных кудесников, успешно и не раз имитирующее ЛИНк, Келли направляется в Мидас. Крупное заведение он ищет и с другой целью: в большой тусовке затеряться или сгинуть из-под чьего-то пристального наблюдения тоже значительно легче.
Как там пацана звали? Кайл? Блин, а вот ник у пацана он так и не удосужился спросить.
«стрелок нужен»
«по-тихому или громко»
«по мишеням косм-опера по капитанам»
«...»
«что значит... не понял»
«...»
Келли, оторопев, еще с минуту смотрит на экран, отключается и уходит искать другой клуб. Понятное дело, что игровые форумы, как и гейм-клубы – самое удобное и безопасное место для заключения определенного рода сделок. Тех самых, за которые предусмотрено уголовное наказание. Но чтобы так сразу, без предварительных ритуалов вписаться в чей-то контакт по убийству – это как-то чересчур для его трепетной души. Так что лучше поменять дислокацию, дабы договаривающиеся стороны не решили разыскать лишнего третьего и примерно наказать за чрезмерное любопытство.
На этот раз Келли проявляет осторожность и предусмотрительность: лезет на чат только после ознакомления с присутствующими, предлагает направо и налево конфиденциальную информацию о гейм-премьере компании «Маас би», разбрасывает заявления о призах и наводках – в общем, создает много шума. На шум отзываются в большинстве своем ретивые новички, пользующиеся таким замысловатым языком, что Келли понимает их с пятого на десятое и, соответственно, связываться с ними опасается. Эти моментально просекут, что в игре он просто лох, а собеседники не такие ретивые поймут, что он пользуется форумом как местом встречи и задумаются, а откуда тогда такая инфа, и если это неправда, то какого рагона он тут выступает. Келли дает себе пять баллов за осторожность и ждет.
Продолжение от 11.11.2013
Продолжение от 13.11.2013
Продолжение от 14.11.2013
Окончание от 17.11.2013
@темы: Ai no kusabi - фрагменты, мир "Дороги", Ai no kusabi - фики
-
-
11.11.2013 в 18:24- Твой босс по-прежнему предпочитает набирать сотрудников из монгрелов.
Черный с удовлетворением наблюдает, как недоумение и растерянность на лице Никласа сменяется недоверием и даже страхом. Это означает, что он прав в своей догадке. Это означает, что он – пешка для ублюдка. Но это означает, что его собственная тайна в безопасности.
Блонди все равно. И если прикинуть на трезвую голову, то мысль о том, что эта история все еще кого-то заботит, все еще имеет значение – просто глупа. Никто не знает. Некому знать.
Черный встает, смотрит на Никласа со всем спокойствием принявшего решение полководца.
- Ты здесь не останешься.
- Я не доберусь отсюда ни до тракта, ни до поселения. Я не знаю дороги.
Черный равнодушно кивает:
- Ты здесь не останешься. Я дам тебе байк и провожатых. Они доведут тебя до тракта, а там, я думаю, ты сможешь присоединиться к любой группе.
Почему-то это предложение Никласа не обрадовало. Он отрицательно качает головой и собирается возразить. В этот момент кто-то из караванщиков сдавленно охает, и сразу несколько человек кричат:
- Дерьмо!
- Еще что-то летит!
- Блядь, «вертушка»!
Когда происходит что-то важное, действительное важное, человек способен запомнить все: мельчайшие детали, малейшие движения, колебания в голосе – увидеть все, запомнить, оценить и действовать. И, кажется, что все, что тогда увидел и оценил – запомнишь на всю жизнь, потому что жизнь от этого зависела. Но позднее, когда действительно вспоминаешь, оказывается, что запомнил лишь отдельные фрагменты. И даже не самые важные.
В какой-то из этих моментов граната взрывается за десяток футов от канавы. Осколки разлетаются во все стороны, чудом минуя канаву, где смертоносным слоем размазан напалм, и это нечаянное, ничем не оправданное чудо не поджигает горючую смесь и не превращает их Корабль в остров раньше времени. Пару человек из отряда Тихого, случившихся совсем рядом от взрыва, валит с ног, с десяток глушит взрывом, сам Тихий, свалившись на песок, молится всем известным ему богам, чтобы чертова граната взорвалась достаточно далеко и напалм не загорелся. И вот чудо случается, и напалм не загорается.
Черный этого не видит. Избивая Никласа, он отмечает про себя, что это случилось, что кто-то бросил гранату, и она взорвалась, по счастью, слишком далеко, но думать об этом он тогда не думает: все его мысли занимает шпион и его тайна. Их общая тайна.
И когда позже он об этом задумывается, он не может вспомнить, ни когда граната взорвалась, ни кто бросил, ни что говорили ему тогда Никлас или Вуд, и говорили ли вообще. Черный помнит свое отчаяние, бессилие, помнит гнев, страх – и злость, неутолимую злость на тех, кто затеял все это дерьмо. Кто разыгрывает людей в своей игре и меняет ее правила по своему желанию.
Черный помнит, как позади него закричали: «Вертушка, кто-то еще летит!», но кто это кричал, и откуда эта «вертушка» нарисовалась, он не помнит, хотя смотрел вместе со всеми, позабыв на минуту о Никласе. Но, правда, и он сам, и большинство караванщиков быстро сообразили, что «вертушка» не представляет для них никакой угрозы.
Уж больно странно она летела: то подымаясь, то опускаясь и виляя во все стороны. «Вертушка» по дуге облетела Остров Кораблей, развернулась, едва не опрокинувшись на бок над их площадкой, ушла куда-то к северным скалам Острова, снова развернулась, стала опускаться, потом подпрыгнула в воздух. Винт, настоящий старинный винт неожиданно замер, превратившись в то, что он есть – четыре лопасти, закрепленные у своего основания, кто-то из зрителей охнул и заорал: «Блядь, сейчас гробанутся!», и «вертушка» и впрямь ринулась вниз – гробиться. Она падала, без всяких маневров, просто падала. Буквально за двадцать футов до поверхности винт заработал, завертелся, набирая скорость. Падение немного замедлилось, аппарат потянуло вбок, он стал падать по косой, чудом миновал острую скалу соседней с ними площадки, еще раз приподнялся на пару футов и резко пошел на снижение. То есть, упал: не строго вертикально, а по дуге, приземлился, крепко ударившись о землю, пропахал песок футов на тридцать и остановился.
- Блядь, - емко озвучил впечатление Рагон и в сердцах дернул себя за бороду. А Черный подумал, что таким нелепым, немыслимым образом могла явиться только помощь. И оказался прав.
Из «вертушки» выпали сразу двое. И если одного из них сразу узнали и завопили приветственно сразу все, и кочевники, и караванщики, то второго в лицо знали только двое, но и для этих двоих его появление было равнозначно грому небесному посреди ясного летнего дня.
Во всяком случае, тот невиданный взрыв красноречия, который случился у Рагона, удивил даже Черного. Объяснить Рагон ничего не объяснил и вообще ушел сразу: посмотреть, как внизу его люди хозяйничают, поставить и впрямь флажки какие возле растяжек – от гостей, а то много их что-то объявилось. Много чего еще собирался и сделал за время встречи пришельцев Рагон, но так и не смог избавиться от картинки перед глазами. Гаданье то его, непутевое, когда чертовы кости падали ребром, хоть ты им что. А он думал, что дело это исполнится только тогда, когда с неба посыплются блонди, а монгрелы начнут летать на вертушках. И вот тебе на: и блонди ему на голову свалился, пусть и не настоящий, и монгрелы на вертушке прилетели. Хоть и не совсем свои.
Черный помнит, как, не веря своим глазам, смотрел, как выбирается из псевдостаринного вертолета Келли, почему-то прихрамывающий, но сверкающий белозубой улыбкой двадцати двух звезд симстимвидео, и приветственно машет рукой. А следом, осторожно придерживаясь за стенку кабинки, ступает на землю другой инопланетный изгой, в лицо которого здесь мало кто знает, но зато слышал о нем наверняка каждый. Он помнит, как восторженно вопят его люди, приветствуя Келли, как ругается на чем свет Рагон, а потом помнит, как уже внизу безбожно стискивает Келли в объятиях, не обращая внимания на попытки вырваться и демонстративные хрипы и стоны.
- Блядь, живой!
Келли перестает хрипеть, хотя больно ему на самом деле, Черный это видит. Он сначала кривится от настоящей боли, а потом делает гримасу более выразительной, чтобы можно было принять непроизвольный оскал за обычное кривлянье.
- Живой, - тихо отвечает Келли, чувствуя, что сейчас начнет плакать, как какой-то сопливый пацан, - Но если не отпустишь, то сейчас стану раздавленным.
Черный смеется, хлопает его по плечу, так же немилосердно сильно, и Келли снова кривится, глаза у него подозрительно блестят, это уж точно не от боли, он улыбается, как сумасшедший, улыбается от счастья. Он ведь точно чокнутый, потому что сумел пробраться через полпустыни, не оправившись от ранения, только для того, чтобы снова попасть в бой.
Он чокнутый, они все чокнутые – и Черный снова крепко обнимает его.
- Живой.
Черный помнит, как потом жал руку Алеку, глядящему на окружающее с тихой благостной улыбкой. Черный бы и его облапил, но каринезец выглядел так странно с этим непривычным выражением на лице, так чужеродно, словно его инопланетная природа внезапно стала очевидной для всех. Но не для тех, кто к полету на другую планету относится, как к поденной работе, а для тех, кто полагает свою землю плоской, а звезды – глазами ангелов.
Потом он замечает потемневшие, почти потерявшие свою природную окраску глаза Алека, и удерживается от вопросов.
Алек кивает в сторону вертолета:
- Там девушка. Пилот. Она потеряла сознание и ей нужна помощь.
Черный кивает: значит, садились они самостоятельно на незнакомом аппарате. Ему опять хочется обнять Алека, и он опять удерживается. Что бы он сейчас ни сказал, чтобы ни сделал – все будет сочувствием, едва ли не жалостью, а жалости Черный не испытывает. Странный его друг, один из множества странных его друзей, пожертвовал почти всем ради достижения цели и достиг ее. Так что Черный чувствует гордость.
Прежде чем он успевает позвать кого-нибудь на помощь, Алек хватает его за запястье:
- Самолеты. Мы видели их на радарах и…
- Расстреляли не нас, - просто говорит Черный. Это не объяснение и ничего не дает для понимания, но каким-то образом удовлетворяет и Алека, и Келли, который тут же хлопает Черного по плечу и орет на весь Остров:
- Хрен вам, а не караван Черного! Но мы чуть не обосрались.
Алек кивает все с той же улыбкой, и продолжает:
- Наверняка, это был лишь первый отряд. Лагеря разделились. Я видел два отряда, которые направлялись сюда, к тебе. И еще один шел на Перевалку. Вторая группа скоро будет здесь.
-
-
11.11.2013 в 18:35Не могу сказать, что разбираюсь в пустынях и военных действиях, но мне вся подготовка показалась логичной и обоснованной. Как только оно на практике сработает... К атаке с воздуха они не готовились (если это будет атака).
Ого. Неожиданно... Вот так взяли и уничтожили весь отряд? С Никласом понятно, тот отряд, где он на данный момент, трогать не должны, но почему уничтожили их противников? Или я где-то что-то упустила...
-
-
11.11.2013 в 18:42-
-
11.11.2013 в 20:18Эти нелюди, те, что так горды и умны, они как маленькие хвастливые дети: так жаждут показать свое превосходство, так жадны до внимания, что поймать их в ловушку не составляет труда."
Ну и выводы, которые из этого сделал Ясон.
А трактор что, никому не понравился? А я-то так ему радовалась...
-
-
11.11.2013 в 21:01Трактор же в предыдущей выкладке был? Трактор замечательный, жаль, что пришлось его оставить.
-
-
11.11.2013 в 21:32Выглядит примерно так: images.yandex.ua/yandsearch?text=%D0%BC%D0%B0%D...
-
-
12.11.2013 в 17:03-
-
12.11.2013 в 20:13Персонажи становятся все объёмнее и интереснее. Келли красава, по везучести и обаятельности наступает на пятки Черному.
"Конверты" были неожиданны до безобразия. И еще более неожиданны их маневры... 0_о Задачу выжить это несколько облегчило, но не верю чтобы намного. Так модулятор все таки уничтожен? Если спойлер, не рассказывайте. )
Оборона Острова Кораблей впечатляет, хотя я в этом полный пномпень, так что ляпов, если они есть, не вижу.
Мирная пустыня. )
ЗЫ Как вариант завываний в вертолете могла бы быть "Don't Let Me Be Misunderstood" из Kill Bill. Диспетчеры три раза под приборной панелью или что у них там. ))
-
-
12.11.2013 в 21:07"Так модулятор все таки уничтожен? Если спойлер, не рассказывайте. )" - не спойлер. Штука эта поехала из Цереса в несколько разобранном виде. потому как Сталлер такую радость в пустынный оборот пустить не рискнул - очень уж стремно. да и непродуктивно. Для него главным было - чтобы маркированная деталь уехала в пустыню. Передали ее , ясное дело, в рагоновский лагерь. По идее, по времени она доехать должна. хотя и с трудом. Маркер тот несчастный тоже чуть не потерялся, отчет, если помните, попал к Ясону и в итоге получилосс так как получилось. Сталлер намеревался таким макаром привлечь внимание армейцев к лагерю Рагона. А Ясон, воспользовавшись появившимся внятным предлогом, настойчиво рекомендовал уничтожить опасную банду кочевников после получения сигнала с земли. То есть сигнала Никласа о том, что стрелять надо по другой группе.
Спасибо за рисунок!
"Оборона Острова Кораблей впечатляет, хотя я в этом полный пномпень, так что ляпов, если они есть, не вижу. " - во время операции "Буря в пустыне" главная база иракцев таким способом оборонялась от американцев. Ее так и не взяли, между прочим.
Придумала, кстати, сама. Потом полезла проверять возможно ли такое и обнаружила. что да. и даже на самом современном уровне техники. Страшно собой гордюся по этому поводу.
-
-
13.11.2013 в 17:34главная база иракцев таким способом оборонялась от американцев
Ого.
Придумала, кстати, сама. ... Страшно собой гордюся по этому поводу.
Поразительно, в самом деле. Иногда у меня ощущение, что у человечества точно есть доступ к некому общему ментальному полю. )
-
-
13.11.2013 в 19:02" Иногда у меня ощущение, что у человечества точно есть доступ к некому общему ментальному полю. )" - Хей! Может я просто умная и во мне помер полководец!
Но вообще-то люди думают не так чтобы сильно отлично друг от друга, когда решают практические задачи. Уже упомянутый военный эксперт по первой части "Держаться" утверждал. что особо методы не изменились за время человеческих войн. Так что общее ментальное поле тут совдистя к тем самым книгам, которые ты в детстве читал.
"Я не помню, спрашивали у вас или нет, будет ли у Черного со Сталлером личная встреча? " - о да. Но еще не скоро.
-
-
13.11.2013 в 19:03Оставлять ее здесь нельзя.
- Вертушка не пострадала. Шлепнулась на песок, да и все. Лететь может. Был бы только пилот, - Келли неопределенно пожимает плечами и вопросительно смотрит на дарта: а не вытащит ли тот из кармана дешевого, а лучше бесплатного пилота, умеющего обращаться с воздушными летательными аппаратами и согласного лететь к Танагуре и огрести немалые неприятности за угон летательного аппарата, несанкционированный полет, локацию в районе боевых стрельб, похищение несовершеннолетней… У Келли начинает ныть под ложечкой от одного перечисления статей уголовного кодекса, которые на самом деле ерунда ерундой, потому что пилота-камикадзе просто распнут на лабораторном столе и выпотрошат, как морскую свинку.
А Черный криво усмехается и говорит:
- У нас есть пилот.
И через пять минут избитый Никлас, с заплывшим глазом и скрученными за спиной руками, стоит перед ошалевшим Келли и ждет приговора.
Келли закрывает открывшийся от удивления рот – чертов сукин сын дарт, но вот как он это делает? – кивает в сторону Никласа и спрашивает:
- И он правда полетит?
- Куда он денется.
Никлас думает иначе: оглядывается через плечо на суетящихся вокруг девушки караванщиков, на вертолет со сломанными посадочными полозьями, потом снова на Черного и отрицательно качает головой.
- Нет. Я не могу оставить выбранную группу…
- Я тебя не спрашиваю.
Шпиону или наблюдателю делать здесь больше нечего. Если все так, как говорит Никлас, и если сам Никлас действительно знает, что происходит, то небесной милости в виде очередного «конверта» они могут больше не ждать. А значит, гарант безопасности в лице шпиона им не понадобится. И защищать его Черный не намерен.
Есть еще одна причина, по которой Никласу лучше убраться, и когда Черный о ней задумывается, он почти уверен, что этой причины было бы достаточно, чтобы он отправил шпиона на тракт, пожертвовав байком, водой и кислородом. И от этого понимания на душе становится гадко.
Сколько лет этой истории, мертвы почти все, кто в ней участвовал, кто о ней хоть что-то знает. А она нет-нет, да и вылезет на белый свет темной, душной тяжестью.
- У тебя есть два варианта: прибыть на тракт привязанным к байку, и пусть тебя дальше тащат другие твои знакомые, или сесть в вертушку сейчас и спасти девчонке жизнь. Здесь ты не останешься.
Никлас смотрит на него одним глазом. С таким выражением лица решают или убить ублюдка, который над тобой издевается, или восхищаться его хитроумием всю оставшуюся жизнь. Никакого выбора Черный ему не оставил, только способ покинуть первую по эффективности группу: с позором или с достоинством.
Он наблюдает за Никласом, стараясь не думать ни о чем. Что больше понравится «боссу»? То, что его фискал слинял до второй битвы и остался жив, донес сведения? Или что не выполнил задания, оставив перспективных игроков? Что сумел добраться до штаба оперативным способом или что проиграл, выдав себя? И будет ли фискал докладывать самому «боссу»? Увидит ли его?
Гадать об этом еще хуже, чем точно знать.
- Я не могу покинуть группу, - повторяет Никлас и неожиданно срывается, - Да черт вас всех возьми! Ты… ты не понимаешь! Ты должен победить, должен выиграть. Ты лучший. Черт… да это я тебя должен отвезти, а не ты меня выгнать! Ты не должен…
В какой-то момент Никлас, люди на площадке и рядом с вертолетом, песок, небо, все становится черно-белым, плоским как старое-старое изображение. И в этот момент Черному кажется – он может порвать это изображение в клочья, просто взяв руками. Лучший игрок, должен выжить, должен победить – а наблюдатель будет фиксировать ход игры? Сказанное Никласом проваливается куда-то в глубину его памяти, не трогая его, не оставляя следов на нем, и черно-белое изображение исчезает.
Он живой. Он настоящий. Стоит посреди настоящей пустыни. Среди живых людей и собирается по-настоящему драться и умереть по-настоящему. Если придется, и победить по-настоящему, как и должно быть.
- Ты не должен погибнуть.
Черный улыбается, неожиданно легко и свободно. Он снова чувствует равновесие, он снова чувствует жизнь, текущую сквозь его тело, чувствуют всю свою жизнь, всего себя, и снова ничего не боится.
- Ты улетаешь. Немедленно.
Это не предложение и не требование – это приказ. Черный разворачивается, кивая Келли и Алеку, чтобы те следовали за ним, Флетч и кто-то из новоприбывших кочевников развязывают Никласу руки, и когда тот снова пытается что-то сказать, что-то объяснить и потребовать, Флетч легонько толкает его в бок.
- Слушай, парень, кончай выебываться. Дарт сказал тебе, что делать – вот и делай.
А Черный, успевший добраться до вертолета и заглянуть внутрь, не иначе как из чистого любопытства, говорит Шарику:
- Здесь полно места. Уложите девушку, а потом несите сюда Такаши.
Может, помогут ему встречающие Никласа граждане, а может, и нет. Но здесь он точно не выживет, а в Старом городе или в Кересе шансы есть.
Черному чертовски хотелось бы, чтобы еще один пассажир занял свое место рядом с ранеными. Но если не совсем лояльная гражданка и обычный кочевник не представляют интереса для служб безопасности или, что еще намного хуже, евгеники, то каринезец с такой занимательной историей жизни привлечет повышенное внимание.
Ни на вертолет, ни на Никласа Черный больше внимания не обращает. Так что не видит и не знает, как Никлас горячо что-то доказывает волокущим его к аппарату караванщикам, как, не пытаясь выбраться из вертолета, продолжает убеждать и уговаривать Винта и Шарика, как кто-то из кочевников, принесших трясущегося в лихорадке Такаши, чуть не кидается на него с ножом. И Флетч, выбросив того из кабины, от души отвешивает Никласу затрещину.
Шпион выпрямляется, потирая шею, что-то настраивает на панели – шум воздуха почти заглушает его слова, но Флетч и Шарик стоят достаточно близко и слышат, и услышанное им не нравится. Флетч замахивается, чтобы снова его ударить, но Шарик перехватывает его руку и что-то спрашивает. И Никлас снова говорит, быстро и убежденно, так что в конце концов Флетч, выругавшись, уходит, и возвращается вместе с Вудом. Последний выслушивает шпиона, ничуть не меняясь в лице, кивает в ответ на вопрос и уходит, так и не удостоив никого объяснением.
Никлас вздыхает, с отвращением глядя на пульт управления, на собственные руки, словно именно они виноваты в том, что он так нелепо завершил задание, но когда Флетч напоминает о старте, кивает согласно:
- Да. Отправляемся немедленно.
Никлас подымает машину в воздух – не слишком умело и не слишком бережно, он не специалист по управлению транспортом – разворачивается в воздухе гораздо осторожнее, и почти сразу же активирует связь.
- … мать вашу! 22-23, ты покойник, понял! Вернешься, и ты ебаный покойник!
- 22-23 возвращается.
- Ты… ты, блядь. Твою Юпитер. Хрен тебе в ..!
Никлас, сосредоточенный на подъеме, почти не обращает внимания на ругань, доносящуюся из динамиков, и только когда высота набрана, аппарат выравнивается, а маршрут в навигаторе более или менее соответствует задаче, отвечает:
- 22-23 требует связи по коду «небо -7». Повторяю, 22-23 требует связи по коду «небо-7».
На том конце связи диспетчер молчит какое-то время, потом отзывается с искренним изумлением.
- 22-23, справа от пульта в третьем секторе находится аптечка, рекомендую препарат 15 красный.
- Повторяю, 22-23 требует связи по коду «небо-7».
Диспетчер снова молчит пару секунд, но диалог идет на запись, тем более диалог с аппаратом, по каким-то причинам терявшим управление, так что выбора у диспетчера нет.
- Запрос подтверждаю. Канал свободен.
Вызванные по коду представители определенной службы тоже какое-то время выказывают разную степень недоверия, агрессии и сомнений, но, в конце концов, называемые в нужный момент пароли предоставляют Никласу возможность выполнить свой долг.
- Наблюдатель возвращается, сэр. С грузом.
-
-
13.11.2013 в 19:03С ним, с Черным, такое тоже случается. Тихий… в общем, он так умеет.
- Кочевники!
И все снова срываются с места. Черный несется на площадку, Келли успевает хлопнуть Тихого по плечу: «Расскажу – у тебя глаза на лоб полезут, что со мной было!», и бежит следом. Тихий направляется к своему отряду, на ходу приказывая Глобалу убрать флажки с растяжек, и только когда добирается до ущелья-укрытия, обнаруживает рядом Алека. Телепат тяжело переводит дыхание, привалившись к камню, и продолжает слабо улыбаться.
Тихий считает своим долгом пояснить:
- Мы сидим в засаде и нападем со спины, когда появится удобный момент. Уверен, что здесь твое место?
Он знает, кто такой Алек, знает, что он значит для пустыни, для дела Черного, но, возможно, Черный поэтому и отправил Алека сюда? Чтобы Тихий смог его защитить?
Алек медленно кивает, на лице у него странное выражение знания, уверенности и отстраненности, и если бы Тихий хоть немного был склонен к таким вещам, он бы подумал, что прозвище Оракул Алек получил не благодаря человеческой вере в чудеса.
- Да. Я должен быть здесь, - и, предупреждая вопрос Тихого, говорит, - я умею обращаться и с чанкерами, и с байками, и со взрывчаткой. Я бывший террорист, не забыл?
Черный выбирается на край площадки, охватывает взглядом горизонт. Почти та же картина, что и пару часов назад – Песчаная Дева, всего лишь пару часов назад! Несколько столбов пыли, темные точки на песке – эти появились южнее и, судя по пыли, поднятой в воздух, их не так много. Но Алек утверждает, что второй отряд отставал от первого не менее чем на двадцать часов, еще до бури. Успели догнать?
Он вздыхает и, не обращая внимания на суету людей вокруг, усаживается на самый край площадки и от удовольствия едва не начинает болтать ногами в воздухе. Сиггел, моментально оказавшийся рядом, с удивлением спрашивает:
- Черный, ты чего?
Черный стягивает маску, поднимает к нему смеющееся лицо и поясняет:
- Это не люди Сталлера. Это Белка.
- Белка? – недоверчиво переспрашивает Сиггел и внимательно смотрит на горизонт, как будто с такого расстояния может увидеть знакомые лица.
- Ага, – безмятежно произносит Черный и орет во всю глотку, чтобы услышали окружающие.
- Эй! Это Белка! Они идут с юга! Это Белка!
Новость проникает сквозь взбудораженное сознание не сразу, не менее минуты требуется, чтобы люди остановились и поняли, а потом площадку снова оглашает многоголосый вопль:
- Ура! Белка! Оружие!
Это действительно был караван Белки. Людей там было не много, всего-то семнадцать человек, но ценность их была не в количестве – это были специалисты, эксперты по конструированию оружия, его создатели и разработчики. И пусть почти все, ими созданное, было всего лишь повторением давным-давно изобретенного, здесь, в пустыне, они были первыми и единственными
И эти люди привезли это оружие с собой.
Когда караван приблизился, вниз, встречать долгожданных гостей, спустились почти все. Как только байки оказались в пределах прямой видимости, приветственные крики опять огласили пустыню на милю вокруг. Отряд Белки отвечал такими же воплями и ревом разгонников на холостом ходу, вверх летели маски и головные повязки, и какой-то умник от большого восторга подорвал «лягушку», подняв кучу песка в воздух. Умнику навешали по шее его же соседи, но общий восторг от этого не уменьшился.
А потом к Черному, высматривающему Белку среди каравана, добрался Хорек. И оказалось, что Белки больше нет.
Не добрался до Черного великий механик: все сделал, все приготовил, выучил своих людей, но доехать самому, самому сказать, сил не хватило. Умер во сне, два дня назад, когда караван остановился переждать бурю, никто и не заметил. Только когда вечером наступило затишье, и люди поднялись, чтобы готовиться к выходу, выяснилось, что все уже кончено. Хорек велел закутать тело Белки в брезент, погрузить на байк и везти к Черному.
- Он… очень хотел добраться, - поясняет Хорек, - только об этом и волновался. Я решил, что так будет правильней.
Черный кивает: да, так будет правильней. Он смотрит, как тело его давнего, самого старого друга в пустыне снимают с байка, осторожно, с почтением, как будто тот, кто лежит там, обернутый куском старой ткани, все еще может испытывать боль или оценить уважение, с которым к нему относятся, видит, как расступаются перед ношей его люди. Слышит, как затихают крики, и лица людей изменяются, становясь печальными и сдержанными. И когда его тело опускают наконец к ногам Черного, и тот так же бережно, почтительно убирает ткань с головы Белки, воцаряется тишина. Глубокая печальная тишина. Совсем не такая, как два часа назад.
Черный смотрит в лицо Белки: худое, морщинистое, старое. Мертвый он совсем не похож на себя живого, это просто неживая ткань, натянутая на кости, настолько иссушенная песком и ветром, что скорее напоминает мумию. Но это не имеет никакого значения, потому что видит Черный своего друга – живого и беспокойного, и прощается с ним, а не с мертвецом, которого довезли до Острова.
Келли жив, Алек жив, а Белка мертв. И это ничего не значит, это просто происходит.
- Отнесите его наверх. Мы похороним его после сражения.
Второй отряд будет здесь менее чем через сутки. Война не окончена и сражение легким не будет.
- Мы привезли бомбометы, - докладывает Хорек. Гримасничает он при этом сильнее, так что иногда слова искажаются и становится совсем непонятно, что он говорит, - мы привезли и бомбометы, и снаряды. Привезли астрид с фитилями, гранаты – не армейские, конечно. Но они сильнее «лягушек», намного, и куда меньше по размерам. Напалм не везли, и так взрывчатки много.
Хорек оглядывается на своих, теперь уже действительно своих людей, машет кому-то рукой. Его люди, проводив молчанием своего великого вожака, уже начали разгружать машины, вызывая сдержанный восторженный шепот у караванщиков, жадно рассматривающих груз. Тот, кому он делает знак, несет какой-то плоский контейнер, и Хорек, приняв его из рук помощника, протягивает Черному, удерживая на обеих руках как символ власти.
- Белка хотел рассказать тебе сам. Очень хотел. Но придется мне.
Черный кидает взгляд на тело Белки, медленно и бережно несомое на руках к площадке, смотрит на контейнер: пачка листов и три запаянных флешки. Он знает, что это такое. Они обдумывали эту идею вместе, она была безумной, эта идея, она была невозможной. Но вот он держит в руках то, что сделает невозможное возможным.
Потому что Белка все-таки это сделал.
- Особых условий там нет. Да и умений особых тоже не надо. И ты, и Тихий твой – вы справитесь. Главное туда добраться.
Черный берет из его рук контейнер, крепко сжимает. Он чувствует боль, он не скоро смирится со смертью Белки, но он снова испытывает гордость, всеобъемлющую непреклонную гордость – за своего друга и за всех людей, что пришли сюда воевать.
Блонди, блядь, да тебе и не снилось то, что могут люди!
-
-
13.11.2013 в 19:03Чтобы выбрать лучших бомбометателей, Натико, Прима и еще двое механиков, которых Черный не знает, устроили настоящее соревнование, предлагая бросать камни соответствующей массы как можно дальше и как можно ближе к цели. Выглядело странно, словно занятия в давно позабытом «Гардиан», но метателей определить помогло, а пара учебных взрывов, живо напомнивших караванщикам взрыв на тракте, внушили почтение и к мелким, неказистым с виду бомбам, и к самим экспертам-учителям.
Бомбы, гранаты, снаряды с напалмом – неожиданно свалившееся на голову солдат-новобранцев богатство может вскружить и кружит не одну голову. Перепутав контейнер, а может и нарочно решив испробовать на практике только что озвученную теорию, один из караванщиков, Рингер, как потом сказал Вуд, зарядил бомбомет напалмовым снарядом, и выстрелил прежде, чем кто-то успел вмешаться. Бомбомет разворотило взрывом в железный горячий цветок, Рингер и кочевник из команды бомбомета погибли сразу, убитые осколками, второй сгорел заживо. Круше, их механику, и находившимся поблизости троим караванщикам повезло больше, хотя обожгло всех четверых знатно.
Черный постоял над трупами пару минут, медленно развернулся к собравшимся людям. Сказал громко, чтобы услышали все:
- Если мы позволим себе умирать просто так, нам и противник не нужен. У нас в руках оружие, опасная сила, и если мы не управимся с ней – она нас сожрет!
Где-то между всей этой суетой, передвижениями, нелепыми смертями и откровениями Черный запоминает себя сидящим на песке в тени окопа, лопающим горячую, хорошо сваренную будру. Это только кажется, что бурда – она есть бурда, и стоит лишь залить водой консервы, и все готово. Нет, если у человека есть талант, он и с консервой такое сделает, что пальчики оближешь. Тот, кто готовил эту еду, был таким специалистом.
Келли хлопается рядом с ним на задницу, в руках держит такой же контейнер с исходящим паром варевом. Жарко, раскаленный песок слепит глаза, и по-хорошему в это время каравану полагается зарыться в лежки и спать, а они обедают, блин, горячей пищей, в точности сообразуясь с рекомендациями диетологов.
Черный фыркает и продолжает жевать. Келли приостанавливает вдохновенные движения ложкой и интересуется:
- Ты чего ржешь?
- Да так. Лето на дворе, а мы обедаем в полдень супом, как какие-нибудь благовоспитанные граждане.
- А-а, - глубокомысленно тянет Келли, наминая «суп», и тут же без предисловий, говорит, - слышь, Черный. Я пока своего… гм, - Келли в последний момент решает видоизменить рассказ. Убийцу, посланного в качестве знака внимания, Черный вряд ли оценит, лучше об этом рассказать позднее, если вообще понадобится, - в общем, в Цересе я имел разговор с типом, который очень занятно представился. И выдал мне инфу, ради которой я и стал искать вертолеты.
Черный окидывает Келли задумчивым взглядом, фыркает, избавляясь от мгновенно набивающейся в нос пыли, и молчит.
- Хочешь, верь, хочешь, не верь, но тип утверждал, что он – доверенное лицо Сталлера, которое… как бы это сказать, не одобряет политический курс господина Сталлера. И, соответственно, посчитал выгодным связаться с другой стороной и кое о чем предупредить.
Келли подымает вопросительный взгляд на Черного:
- Я считаю, что Тихий тоже должен послушать. Насчет остальных – не знаю. Думай сам. Инфа стремная, но проверить ее не так уж сложно, как кажется. Так что я думаю, что господин доверенное лицо не врет, или врет не обо всем.
Черный снова согласно кивает, облизывает ложку и встает, предлагая идти «в гости» к Тихому. Кто-то из приближенных Сталлера находит его приближенного, чтобы сдать своего патрона, как раз в тот момент, когда они готовятся принять решающий бой, и как раз в тот момент, когда высокопоставленные лица решили вмешаться и уравнять шансы игроков. Как-то очень уж складно – жди беды. Но с другой стороны, Черный знает, что эти высокопоставленные лица как раз игру и затеяли, по правилам и с условиями. И вряд ли предатели и меняющие свои позиции шпионы являются частью строго заданного плана. Особенно, если действуют, исходя из размышлений о выгоде. И тогда слитая одним из предателей информация, даже не важная сама по себе, может стать той горошиной, что развалила машину. Или чье-то королевство, потому что на не давала спать принцессе – Черный плохо помнит сказки, и все время их путает.
Когда на горизонте снова встали пылевые столбы, криков, суеты и спешки уже не было. Меньше чем за пятнадцать минут флажки были убраны, песок разровнен, оставшаяся тропа обрушена, катапульты и бомбометы приведены в боевую готовность. Ни сомнений, ни ожиданий больше не было: они видели, как враг идет к ним, и готовились победить его.
Это тоже все надо было запомнить, все, что тогда происходило, надо было запомнить. Как приближался отряд «говнюков» на байках: стремительно, безудержно, подобно дикой орде, способной раздавить противника шинами байков, разнести любую крепость неудержимым огнем. Они двигались одной линией, с виду беспорядочно, но и Тихий из засады, и Черный, и Рагон заметили, что люди Сталлера держатся группами по шесть-восемь человек, и наверняка тренированы для того, чтобы держать связку и действовать вместе, как и те, нападавшие на тракте. И это означало, что они имеют дело не с огромной бандой кочевников, где каждый мелкий вожак полагал себя пупом земли и действовал сам по себе ради собственной выгоды или желания. Их враги – армия, солдаты, объединенные общей идеей, и это делало их противника опаснее самой кровожадной кочевничьей своры.
Но еще это означало, что у противника должна быть четкая иерархия: командиры групп, командиры связок, что-то вроде штаба. Черный, пристально наблюдающий за приближением противника в бинокль, скатывается в окоп и несется к Немеру – лучшему из бомбометателей Белки.
- Видишь группы позади? - Черный протягивает тому бинокль и рукой указывает, в каком направлении смотреть, - видишь? Там несколько человек, держатся на заднем плане.
- Я вижу не меньше четырех таких, которые на заднем плане держатся, - отмечает Немер, рассматривая орду в приближении. Ни очевидное количественное превосходство, ни их вооруженность, прекрасно видимая в бинокль, не производят на него большого впечатления. Он участвовал в создании бомбометов, он испытывал их все, от первого до последнего, и, глядя на приближающихся к нему людей Сталлера через прицел, видит только мишени.
Ему не страшно.
- Да, несколько. Твоя задача: наблюдать за ними всеми. Когда увидишь, что одна из этих групп не выходит вперед, и что к этим людям будут ездить за указаниями – уничтожь их.
- Из бомбомета? - уточняет Немер. Логичней снимать одиночные цели из винтовки, но у них нет снайперов такого класса.
- Да, - подтверждает Черный и несется обратно на свою позицию. Вуд, только что вернувшийся со второй линии, где сейчас заняты подготовкой снарядов к работе, смотрит на него с досадой и смущением. В их армии со штабом не получается: Черный приказы сам придумывает, сам раздает, и сам же старается выполнить.
Черный хватает его за плечо и сгоряча толкает вдоль окопа – беги, скажи, но вот что?
- Скажи всем с винтовкой: высматривать тех, кто отдает приказы, в группах или без. Где бы они ни были, их надо уничтожить в первую очередь. Остальные потом – сначала командиры. Устройте на них охоту!
Вуд кивает, перебирается через одну из площадок для бомбомета, разделяющих теперь линию окопов, и, спрыгнув вниз, дергает Флетча за рукав, привлекая внимание:
- Стрелять по командирам. Следи, кто отдает приказы, и стреляй по ним. Остальные потом.
Флетч понятливо кивает и утыкается в визор прицела. Простая идея, почему раньше никому в голову не пришла?
Вуд хлопает по спине кого-то из катапультной команды:
- Передай по цепи дальше. Всем стрелкам: уничтожать командиров групп. Начните на них охоту, парни!
-
-
13.11.2013 в 19:05Катапульты выстрелить одновременно не могут: голосовой команды слышно не будет, а обмен жестами смертельно опасен для сигнальщиков. Приказ передается по цепи, а затем каждая команда выполняет его по мере возможности. Не самый эффективный способ, но к счастью, их противник пользуется таким же.
Черный видит первый выстрел: в воздух взлетает тусклая точка и несется по направлению к машинам. Где-то в десяти футах от земли, уже на снижении, точка вспыхивает, размазывается огненной струей и падает вниз. Байк, на который попал напалм, горит. Его водитель пытается остановить машину и спрыгнуть. Соседние байки уклоняются, чтобы избежать столкновения, но следующий за ними байк врезается в горящую машину. Скорее всего, оба водителя остались живы, но временно выведены из строя.
Не самый лучший результат, но это только начало. Черный плюхается животом на песок и сосредотачивается на мушке своей винтовки. Будут лучшие выстрелы, будут и худшие, но их противникам уже есть над чем подумать. А его дело на ближайшие пятнадцать минут – отстреливать командиров групп.
Тихий наблюдает за атакой. Машины подняли массу пыли, но пока обгоняют ее, и за разворачивающимся сражением можно наблюдать. Через несколько минут здесь ничего не будет видно, и Тихий удивляется про себя: как же они раньше об этом не подумали. Люди Сталлера несутся вперед, явно собираясь использовать все преимущество скорости – разумный тактический ход – подобраться как можно ближе к обороняющимся и расстрелять все, что попадется на пути. Но как только поднятая пыль догонит их, это преимущество сойдет на нет. Им придется слезть с машин и подождать, пока уляжется пыль, чтобы вести нормальную стрельбу.
Но ни гранатометам, ни минометам, если таковые имеются, пыль не помеха. Тихий скалится под маской и машет рукой Саите. Не двигаться, не вмешиваться. Надо ждать, пока накатит первая волна.
Черный смигивает, прогоняя выступившие от напряжения слезы, медленно, спокойно, как если бы мушка была лишь точкой совмещения, и от верности его движений ничего не зависело, кроме простого совмещения. Он видит свою цель: кого-то из людей Сталлера, неизвестного ему и безымянного, тот указывает рукой направление, и его шестерка разворачивается и направляется намного левее, рассчитывая, по-видимому, приблизиться к более низкому краю площадки и забросать его гранатами. Черный и сам бы так сделал – из-за чертовой пыли видимость ухудшается с каждой секундой. Но пока можно перемещаться на байках – нужно занять наиболее выгодные позиции, отгородиться байками и использовать гранаты и «лягушки», для которых не требуется хорошая видимость.
Парень, которого он собирается убить, явно не глуп и обладает мужеством. Потом, позднее, Черный будет это понимать и жалеть. Потому что война – это дерьмо, а их война – это дерьмо вдвойне, но сейчас ему надо пристрелить сметливого ублюдка, и не дать погибнуть своим людям.
На какой-то миг скорость движения цели совпадает с плавным движением ствола, мушка в прицельной планке занимает положение точно в центре, Черный выдыхает, как учил Тихий, и плавно нажимает на курок.
Следующий за командиром байк тут же перекрывает обзор, кто-то еще разворачивается и закрывает своей спиной цель. Черный раздумывает над следующей целью, люди Сталлера разъезжаются в стороны, и он мельком видит перевернутый байк и свою цель, распластанную на песке.
Цель поражена. Черный внимательно рассматривает следующую группу: пыль вскоре сделает прицельную стрельбу невозможной – им нужно воспользоваться этими минутами, чтобы внести в ряды противника как можно больше паники и беспорядка.
Кто-то из нападающих попадает на растяжку. Из-за немалой скорости, которую, к своей чести, сохраняют нападающие, байк, наехавший на проволоку, скорее всего, успел убраться, но следующие два оказываются в эпицентре взрыва. Машины дырявит осколками, один байк взрывается, люди, попавшие под огненный дождь, истошно кричат: напалм прожигает насквозь – и ткань, и тело, и кости; два байка, не успевшие свернуть, врезаются в кучу малу и тратят не меньше трех минут, чтобы разнять машины и разъехаться. За это время кто-то из стрелков пользуется замешательством и снимает выстрелами всех наездников.
Почти одновременно срабатывают вторая и третья растяжки. В воздух взлетают песок и огонь, взрываются машины, один горящий байк, уже без водителя, переворачивается и мчится сквозь строй, как адская гончая. Кто-то на площадке вопит от кровожадного восторга, кто-то в запале выскакивает на верх окопа и что-то орет оскорбительное. Двоих из этих крикунов сразу же снимают очередями, и их первые мертвецы падают вниз.
Черный этого не видит. А если и видит, то не запоминает. C десяток машин уже пересекли линию каналов, кажется, даже не поняв сгоряча, что за темная непонятая дрянь налипла на днище, кое-кто из них успевает добраться до стены, и Тихий из своего укрытия видит, как байки разворачиваются, чтобы вернуться, и занять более удобную позицию для стрельбы. Глупо с их стороны считать, что стены высоты будут удобными для подъема, но преодолеть эту преграду не так уж сложно: пара веревок с кошками, и наверх полезут люди.
Часть байков пытается затормозить и развернуться, не желая впечататься в напалм: кому-то это удается, кому-то нет – орда шла цепью, но когда они поняли, что Черный с караваном сидит на площадке, успели перегруппироваться. Это было правильное решение, но благодаря ему задние группы теперь напирают на передние, тем самым невольно увеличивая число людей, попавших в ловушку.
Надо поджигать. Немедленно!
Черный влетает на площадку с катапультой, скатывается с противоположной стороны: свист пуль и фонтанчики песка на второй линии окопов свидетельствуют о наличии хороших стрелков и обилии боеприпасов. Хотя, если верить информации, предоставленной загадочным знакомцем Келли, лучшие из лучших были в первом отряде. Тормак, заряжающий, успевает поднять голову, пытается ухватить дарта за что-нибудь и стянуть вниз, в укрытие, но Черный уже по ту сторону площадки, а у него на плече рваная рана от задевшей пули. Мать твою!
Черный бежит, прыгает, ползет на относительно открытых местах: взрывы гранат уже не менее половины их укрытий обрушили – почти бесшумные очереди чертовски мешают. Жаль, Белка не успел воплотить еще одну их пьяную фантазию: полушлем или наушники, которые фиксировали бы движение мелких летящих предметов и симулировали бы соответствующий звуковой фон. Не так уж сложно, если подумать. А может, Хорек что-нибудь такое и сладит им в будущем. Он падает под ноги Немеру, меланхолично наверчивающему лазерный прицельник на щуп, и спрашивает:
- Нашли?
- Да вроде. Сейчас координаты их уточним и стреляем.
- Скорее. Надо поджигать.
- А поджигай, - Немер выставляет прицельник над окопом, почти мгновенно прячет: наловчился. Один он, правда, укокошил, да и второй вот-вот даст дуба. Три попадания, как-никак, но на первый и главный на сегодня выстрел хватит.
- Дальность 198 ярдов, угол 56, осколочными заряжай!
- Дальность 198. угол 56, - бубнит второй наводчик, крутя ручку шкива. Немер наклоняется над угломером, выставляет, учитывая расхождение и примеряясь чуть выше.
- Огонь!
-
-
13.11.2013 в 19:06Немер не ждет и полминуты – некогда, обливает ствол водой и командует:
- Дальность 198, угол 78, осколочный. Заряжай. Огонь!
Он и в третий раз стреляет – для надежности, с учетом искажения из-за перегретого ствола и возможных перемещений противника. По его мнению, когда стреляешь вслепую или почти вслепую, разумно покрывать огнем определенную площадь. Не зря ж так даже «конверты» делают.
Снизу раздаются отчаянные крики, проклятия и ругань. Стрельба на несколько минут усиливается, а потом затихает. Огонь и дым, черный, густой, полностью закрывает мишени, никакого смысла стрелять нет, и командиры шестерок, ожесточенно ругаясь, приказывают прекратить пустой огонь, развернуться и отойти от обороняющихся. Штурм не удался, надо отойти и изменить тактику. Особенно сложно это сделать сейчас, когда проклятый Черный опять нашел что-то непонятное и подорвал командиров.
Узнать об этом Немеру не суждено. В тот миг, когда кочевники в ярости вслепую расстреливали глину и воздух, шальная пуля разворотила ему голову.
Дышать сразу становится тяжело. Респираторы тут же заменяют маски, кислородные баллоны осторожно проверяются – не дай Юпитер, одной искры достаточно! – но зато весь их «остров», их крепость отгорожены линией огня, а земля около каналов усыпана догорающими трупами и байками. Машины все еще горят, кто-то отчаянно вопит, заживо плавясь под безжалостным огнем напалма, на трупах взрываются гранаты, осколки решетят трупы и умирающих, а тех, кто не успел убраться до поджога, добивают из чанкеров или «лягушками». Черный где ползком, где по окопам добирается до «левого фланга».
- Где Рагон? Рагон где?
Кто-то отмахивается от дарта, как от помехи, кто-то не знает, где-то на середине поисков за спиной взрывается граната – то ли своя, то ли чужая, брошенная наобум. Черный валится на дно окопа, прикрывает голову, осколки чего-то молотят по спине, песок засыпает с головой. Он выползает из-под него, как рагон, отплевываясь и шепча самому себе что-то непонятное. Ему ни черта не страшно, и не жалко, даже тех, кто погиб под осколками, а наверняка кто-то погиб. Его переполняет отчаянное злое веселье, и в ответ на удачную стрельбу противника хочется только оскалить зубы и смеяться презрительно.
Наше все равно будет сверху.
Черный добирается до Рагона, когда тот пытается подменить заряжающего катапульты. Последнего накрыло волной от взрыва, он сломал шею, и теперь лежит на дне окопа мертвой куклой. Черный его не помнит, не скажет даже, человек Рагона это или Белки. Он перешагивает через труп и толкает Рагона в плечо, привлекая внимание.
- Ракета нужна.
- Кой черт ты тут делаешь? - злится Рагон, осторожно закладывая снаряд. Наводчик молча, все равно Рагон его не понимает, крутит шкив, выставляя угол, Рагон поджигает запал, и отпускает зажим. Бывшая консерва с «горячим супом», как успели назвать снаряды караванщики, улетает по назначению.
- Чего тебе надо? - переспрашивает Рагон, отряхиваясь от песка.
- Ракету. Сигналку. Пусть Тихий на них нападет, когда отстреляем ближних.
- А, - Рагон долго ищет по карманам и поясу. Тихий, помнится, должен был сам решать, когда ему нападать, но раз Черный решил уточнить время нападения, значит, он что-то под это нападение затеял.
- А что ты сделать-то хочешь?
- Отогнать на открытое место от Острова. Они вынуждены будут убраться подальше.
- Ага, - Рагон находит сигналку, черт его знает, откуда взявшуюся.
- А Тихого накрыть не боишься?
Черного вопрос удивляет. Он с некоторым недоумением смотрит на Рагона, отрицательно качает головой:
- Нет, - и, ухватив ракетницу, устремляется обратно, на передовую. Рагон задумчиво смотрит ему вслед: что, Черный теперь и мысли читает? И на расстоянии передает?
Собственно, Рагон прав. В части, где передает на расстоянии. Черный, правда, не совсем, а вернее, совсем не понимает механизма телепатии, да и Алек, как он помнит, работает в основном с машинами, а это уже не телепатия будет, а что-то другое. Но он помнит, как больше десяти лет назад, красноглазый ушлый инопланетянин пытался влезть ему в голову и, получив отпор, проникся к нему, дурному малолетнему монгрелу, неоправданным уважением. Уважение ему позднее пришлось заслужить настоящее, а связь между ними, никогда не будучи явной, каким-то образом все равно существовала, и Черный надеется, что и сейчас она сработает.
Ну а не сработает – придется действовать, исходя из сообразительности и опыта Тихого, и Черный не припомнит, чтобы это когда-нибудь подводило.
Черный замирает у края окопа, сжимая в руке ракетницу. Рядом с ним команда пращников, пригибаясь от неслышных полетов пуль, ползком заряжает катапульту, не особо присматриваясь, что и кто там внизу. Больше всего они тренировались именно в стрельбе на ближние дистанции, чтобы стопроцентно ухлопать всех, кто сумеет прорваться через периметр. Так что закладчик, не глядя, устанавливает самодельный снаряд в «ложку», стрелок беззвучно шевелит губами, считая повороты шкива, а наводчику сейчас лишь одно дело есть – сказать «Пли!». А уж на чью голову выльется огненное озеро, Песчаная Дева и сама решит. Черный думает, что если бы у них было время или военный опыт, он бы мог подумать, что высоту с такими отвесными стенами будут штурмовать, как настоящую крепость: лезть «по стенам» наверх, а добравшись, крушить направо и налево. Так что им надо было озаботиться чем-то, что можно было бы вываливать на головы атакующих – что-то горячее или горючее; им стоило озаботиться средствами отталкивания, какими-то приспособлениями-рогатинами, чтобы сбрасывать вниз людей, сбрасывать лестницы или веревки с «кошками», или что там может быть у «говнюков». Хотя «говнюки» тоже вряд ли имеют под рукой нужные приспособления, и так же, как он сейчас, соображают, из чего их можно сделать.
Сказанное Алеком и Келли крутится в голове почище любой адской карусели, заставляя вспоминать одно из любимых изречений Нептуна: «Лишние знания – лишние печали». Фраза казалась странной, вычурной, какой-то чрезмерной, словно содержала дополнительный груз, и требовалось время и старания, чтобы приспособить этот груз. Если подумать, то все изречения Нептуна были такие: с подковыркой и с грузом. Иногда он понимал сразу, что за подвох, иногда на это требовалось время. Иногда очень много времени.
-
-
13.11.2013 в 19:06- Да.
- А вторая, более многочисленная...
- Очень большая. Армия, - уточняет Вуд.
- Да. Шла второй, и обе группы задержала буря, хотя и меньше, чем нас.
- Да.
- А третья ушла на Перевалку.
- Наверняка устанавливать свою власть, - вставляет Хорек, у которого сведения о третьей части армии Сталлера более подробные.
- Да, верно, - Черный обводит взглядом свой «штаб»: Тихий, Вуд, Рагон, Сиггел, Хорек, Келли и Алек в качестве консультирующего специалиста. Когда у него столько помощников успело появиться?
- И что это значит?
«Командиры» переглядываются. Рагон дергает себя за бороду, охваченный дерьмовым предчувствием, Вуд молчит, Тихий и Келли, первый тихо, второй громко, говорят:
- Дерьмо.
Черный кивает: дерьмо.
- Это значит, что первая группа шла уничтожить караван, - задумчиво говорит Алек, - они знали, что у тебя мало людей, поэтому и группа была небольшой и мобильной. Но наверняка прекрасно вооруженной.
- И самой обученной, - подхватывает Келли, - Ромик со товарищи, дубль второй.
- А вторая группа, армия, двигается на восток за тем же, зачем третья топает на запад – для захвата территории, поселений и обогатительных станций. Поэтому их намного больше, но народ наверняка попроще.
Рагон сплевывает на песок, злобно ворчит:
- Чего стоило этим сукам уничтожить отряд побольше?
С другой стороны, «эти суки» могли вообще не вмешиваться. Юпитер знает, чем была вооружена первая группа. Если у них был хоть один миномет, пусть и такой же старый, как «Нона», или маленький, из тех, что на военных платформах возят или на машинах – всем их приготовлениям грош цена была бы.
- Но еще это значит, что первая группа не знала, что ты поперся через бурю, и что остановился на Острове. Или узнала в самый последний момент, и не пожелала пересмотреть планы.
Смотри пункт первый: если бы был миномет, а еще лучше – танк.
- Скорее всего, не узнала, - Алек трет подбородок, морщась от пыли, чихает несолидно, - буря шла на северо-запад, они были ближе к тракту. Скорее всего, выбрались из района действия бури позже.
- Зато вторая армия топает сюда, уже точно зная, с кем ей сражаться.
- Интересно, как им это объяснили, - у Келли тоже задумчиво-отстраненный вид, но вместо того, чтобы что-то трогать или крутить, он только хмурится, - то есть, первый отряд прошел мимо и не заметил? Сорок человек отборных вояк не справились с тридцатью человеками каравана?
- Здрасьте, а мои ребята, что, не считаются? Если уже знают, что впереди их ждет Черный, то знают, что и я сюда уже добрался, - сердито вставляет Рагон.
-Да, конечно. Но и пету понятно, что твои ребята, извини, такие же кочевники, как они сами, и что они у тебя без огнестрела, так? Ну, так как завалили первую группу?
- Может, вообще не говорили. Передали приказ и все, - пожимает плечами Сиггел.
- Может, но я уверен в одном: о том, что первая группа расстреляна армейскими «конвертами», они знать не будут. И что, думаешь, подумают, когда найдут следы? Что здесь нечаянно проходили учения? Или им просто пострелять по людям захотелось?
- Да может, и не надумают, что это первые ихние были, - сопротивляется Сиггел.
- Надумают, - твердо говорит Черный. Найдется кто-нибудь, достаточно сообразительный, чтобы сложить след от высокотемпературной плазмы и исчезнувший первый отряд. Но сколько будет таких умных и что они предпримут?
- А если не увидят?
- Ага. Им приказ дадут по дуге обходить, - Рагон злобно дергает себя за бороду и никак не может сосредоточиться. То, что они сейчас обсуждают – это важно, это нужно, но это – прошлое, то, что уже случилось для них всех, включая и гребаный отряд гребаных ублюдков, которые сюда направляются. Это важно, но это не то, что важно еще больше.
- Откуда столько людей? – Черный смотрит по очереди на своих людей. Келли с загоревшимися глазами медленно произносит:
- Люди Сталлера прятались по Циркам. Считай, что все, кто попадал в Цирк с зимы, а то и с осени – это все были люди Сталлера.
Тихий, который это уже слышал, заметно не реагирует, Алек уже не раз пытавшийся сложить головоломку, тоже ждет продолжения. У Рагона от удивления приоткрывается рот, а Сиггел матерится.
- Чего? Какого хрена? Откуда?
Черный ждет последнего вопроса, потому что это именно то, что мучает его с момента заявления Келли, и ему отчаянно не нравится ответ, который он сам себе сформулировал.
- Откуда столько людей, - повторяет Черный, - в лагеря их собрали около двух месяцев назад. До этого на тех лежках были люди, небольшими группами, периодически менялись – скорее всего проходили обучение. Скорее всего, банда Морды, которую мы встретили на Железном Камне, была одной из таких групп. Скорее всего, это были ослушники. Им надоело ждать, и они сорвались.
- Откуда... блядь, - Сиггел вздыхает несколько раз, бормочет ругательства, - твою мать, а? Откуда ты это знаешь? Про лагерь и Железный камень? Может, их как раз тоже послали за нами?
- Знаю, потому что Оракул, - жест, которым Черный указывает на каринезца, можно назвать торжественным или величественным, так императоры указывают на своих великих полководцев, - наблюдал за перемещениями в пустыне. И если бы зимой или весной появились большие группы людей – мы бы знали. Даже если бы их всех привезли на катере с какой-нибудь из лун – и тогда бы знали.
Хотя искать такие группы специально не искали. Ни Черному, ни Алеку не приходило в голову, что кто-то ради войны может каким-то волшебным образом загнать жить в пустыню три сотни более или менее здоровых мужиков, чтобы ждать приказа и упражняться в стрельбе по банкам. Просто не приходило. Все конфликты в пустыне исчерпывались атакой племени кочевников на караван, нападением тех же кочевников на поселение или разборками между караванами и поселениями. Ни одна из этих драк, какими бы кровавыми ни были последствия, не выливалась в специальное преследование одной группы людей другой группой. Ни Черный, ни Алек, ни даже Тихий, несмотря на выучку военной кафедры, не были военными и об организации смертоносного мероприятия не имели представления.
Теперь Черный понимает, что именно человеческий ресурс, люди, солдаты были и есть главным ресурсом любой армии, а значит для ведения войны тот, кто ее затевает, должен сначала найти людей. Будущих солдат, готовых сражаться за его интересы. А это нелегко.
Одно дело предложить кочевому вождю три десятка байков или ящик «сегуна», чтобы тот разгромил поселение или напал на станцию. Совсем другое заставить этого вожака и его племя стать постоянной боевой единицей. Одно дело нанять гопников из Цереса выпотрошить обнаглевшего торговца, и совсем другое сделать из этих гопников команду, способную подчиняться приказам и действовать вместе.
Ну и где это делали? Из кого это делали? Появлялись в Цересе, в Старом городе и на Соленом Побережье разные молодчики: кто на «Охоту» приглашал, кто на работу. Особенно много приглашений было в Цирк. И так всегда было. Но если инфа, скинутая помощником Сталлера, верна, если людей этих прятали и обучали в цирках, и если предположить, что там прятали и кочевников, то становится понятно, откуда у Сталлера столько людей.
- Люди Морды действовали самостоятельно. Во-первых, если бы их прислали за нами – их было бы больше, и они бы не полезли на лежку. Смысла нет. Во-вторых, у них была бы информация о численности каравана и о том, что караван разделился. Таких данных у его бандитов не было.
Да и с оружием у тех парней не так сногсшибательно хорошо было. То есть то, что у них вообще был огнестрел, конечно, удивительно, но был он не в таком количестве, как у остальных встреченных ими «говнюков».
- Ну, может им не сказали.
- Херня. Если одним говорить, а другим не говорить, то вера в вожака уйдет, - качает головой Рагон, - а одними бабками да обещаниями людей долго не удержать.
- Точно. На нас никто не нападал, кроме людей Сталлера. С другой стороны, за все время пути мы вообще встретили три абры и упоминание об охотнике, следующем на Белую Базу.
- При этом «бугор» на торжище утверждал, что абры ходят,- уточняет Тихий, - но в абрах этих много людей, которых он видеть не привык.
Тихий задумывается: возможно, те трупы возле торжища значили больше, чем он мог тогда предположить.
- Барбара ведет свой караван на Перевалку, - замечает Хорек, – я говорил, он гонца присылал. И пришлых охотников у него четверо, они с Северной Базы топали.
- Перед вами шел еще караван, - вставляет Алек, - и с Северной еще две абры шли, когда я в… сверялся.
Оговорку Алека не замечают, а если и замечают, уточнять никто не спешит. Хоть и недавняя в пустыне фигура – Пифийский Оракул, да уж больно много про него крутят. Да и Черный не зря с ним такую близкую дружбу водит.
- Тебе сравнивать трудно, - поясняет Черный, глядя на Оракула, - для конца весны и начала лета – это очень небольшое количество.
- Черный, прошлым летом тут гуляла целая амойская армия, и, судя по сегодняшнему представлению, она свое еще не отгуляла, - осторожно уточняет Сиггел, - ясен пень, абр меньше и караванов тоже. Да, блин, ты ж в Цересе был, наш караван второй шел, до Северной Базы за всю весну четыре. Мало, ясное дело, потому что стремаются все.
-
-
13.11.2013 в 19:07Он поворачивается к Алеку. Глаза у него горят адским огнем – злым и веселым.
- Тогда, меньше трех недель назад, в лагерях было около двухсот человек, и это было уже много. Откуда еще сотня взялась?
- Из цирка. Тип тот именно так и утверждал, в Цирках, почти во всех – люди Сталлера. Он купил все это дерьмо на корню, - говорит Келли, впиваясь взглядом в Черного. Что-то еще выудил тот из сказанного Нейманом, что-то, чего он, Келли, никак увидеть не может.
- Верно. А в цирках они откуда взялись? И все готовы служить Сталлеру.
- Ну-у, - тянет Сиггел, - если он им огнестрел дает и бабки. Чего б им и не служить?
- Брось, - морщится Рагон,- виданное дело, чтобы кочевник так долго лямку тянул? И не зырь на меня, я – вожак, а не левый хмырь с бабками. Меня слушаться будут, потому что я каждого этими руками лупил, с того света вытаскивал и на дела водил. А чтоб чужак, вообще не пустынник, такую кодлу мог в руке держать, да кто он такой вообще?
Рагон вдруг понимает, что именно он сказал, и так и замирает на полуслове. Так вот же оно, в чем дело, вот что покоя ему не дает.
- Согласен, - жестко произносит Черный, - невиданное дело, чтобы кочевник столько служил по своей воле. Но и людям этим больше неоткуда взяться.
- Так что… хочешь сказать… - Келли оторопело смотрит на Черного и, несмотря на отчаянность ситуации, вдруг усмехается. Ай да дарт, ай да сукин сын. Когда ж он сообразил?
- Дерьмо, - Тихий морщится, трет лоб. У него там ссадина, он все время забывает, что растирать ее нельзя, песка в ранке ему только и не хватало, но сегодня уже дважды сдирал засохшую сукровицу, и Черный третий раз за день открывает рот, чтобы велеть ему приклеить пластырь и перестать в конце концов выделываться, но тут вмешивается Сиггел.
- Всем все понятно? Все догады великие? Ну и что, что половина цирка из кочевников? А туда кого ни попадя сдают, кого ни попадя приглашают. Да, блин, на том же торжище и меня пытались в Цирк затащить, фигню всякую обещая.
- Значит, работает и так.
- Ну, нужен же им настоящий циркач, - фыркает Келли.
- Ты предполагаешь, что с… циркачами этими не все ладно, - спокойно спрашивает Тихий, словно и не заметив вспышки Сиггела.
- Не знаю,- Черный хмурится, вздыхает и начинает объяснять, - я думаю, что прошлым летом не все кочевники были уничтожены. Как их отбирали, вообще отбирали ли или случайно подбирали, кто жив остался – понятия не имею. Но погибло их меньше. Кто выжил, кто исчез – понять было нельзя, да и некому. Кочевников по головам никто не считал, и если видел кто знакомого кочевника в Цирке, то как реагировал? Все твои сдохли, а ты теперь пробавляешься, чем можешь, так ведь? А их подбирали и уже тогда везли в Цирки, и Цирки уже тогда принадлежали Сталлеру, и помимо того, что развлекали зрителей, служили базами: для кочевников, для оружия, для кислорода, воды, для своих каких-то спецов. Никто и не подозревал.
- Ага. А кочевники будут в благодарность до конца жизни на дядю пахать, - ехидничает Сиггел. Рагон вскидывает бороду, в глазах его – добродетельное пламя, способное сжечь богохульника, не иначе, Черный резко хлопает ладонью по колену краснобородого разбойника:
- Остынь, - и поворачивается к остальным, - кто-то не подходил. Их, наверное, казнили – показательно. Кого-то, наверное, наказывали, для кого-то хватило и обещания мести. Для кого-то оружия и обещания его использовать. Может, кого-то обдолбали, может, многих. Достать сыворотки, чтобы мозги окурить, память счистить – ума много не нужно, а беспамятный верить всему будет, у него выхода нет.
Келли недоверчиво качает головой, потом вздыхает и думает, что и первая, и вторая версия вполне правдоподобны. Блин, он был куколкой у Винта, кому как не ему знать, как легко промыть мозги на Амой. И без всякой навороченной наркоты.
- Это значит, что захват задумывали еще прошлым летом, и что армейской компанией либо воспользовались, либо сама компания была прикрытием. Это значит, что у Сталлера целая сеть своих людей.
- Вряд ли, чтобы все Цирки были укомплектованы только его людьми, - замечает Келли, напряженно хмурясь, - столько людей почти год кормить – это чересчур.
- Наверное, - кивает Черный, - не все Цирки, наверное. Не целиком из его людей, но это все равно много.
Чертовски много. И мало того, что там прятались его боевые группы. Цирки служили еще и идеальным местом для сбора и передачи информации. Неудивительно, что ублюдок так крепко держит всех за жабры, неудивительно, что в пустыне полно его людей. Да при такой организации ему и мобильная связь особо не нужна. Пусть не все Цирки были убежищами, но информацию собирали все.
Черный с тоской думает, что такая сеть даст сто очков вперед его договоренностям и с охотниками, и с «буграми», и это новое знание ложится на плечи новой печалью. Вряд ли он сам мог бы договориться с Цирком – кредитов у него таких нет, а «буграм» свой авторитет блюсти надо, но подумать о такой возможности, чтобы как-то скрывать данные, он мог бы. Не подумал.
- И если поначалу они болтались по Циркам, то и жили, и тренировались отдельными группами или связками. Как банда Ромика, как та группа, что напала на тракте. То, что сюда движется целая армия, не означает, что это армия на самом деле. Они не привыкли действовать организовано таким большим количеством.
Тихий кивает.
- Наверняка. Если маневров общих не было…
- А их не было, - вставляет Алек, - я бы знал.
- Если маневров не было, значит, не умеют. Этим можно воспользоваться.
- Как?
- Их проще будет разделить. Напугать отдельные группы. У них один командир, но наверняка не все его знают.
- А некоторые из командиров наверняка «топляки», - вставляет Келли, - не так уж много на Амой можно найти спецов, согласных натаскивать такой сброд.
- Счас в морду получишь, - мрачно говорит Рагон. На самом деле, вряд ли: что слова помощников Черного, что слова Черного, что собственное его чутье – все обещает такое дерьмо, что тут не до пустых обид.
- Извини, - Келли искоса смотрит на Рагона: правда оскорбился или просто границы обозначает, - но с точки зрения командира, что монгрельские банды, что кочевничьи – самый плохой выбор.
Он кивает Тихому, как специалисту, тот хмурится.
- Да. Для армии, для полиции важно прежде всего беспрекословное выполнение приказов, а маргинальные элементы меньше всего склонны к подчинению.
- Чего? - хором переспрашивают Сиггел, Рагон и Хорек, чуть ли не с восторгом слушающий собеседников.
- В смысле, что монгрелы, что кочевники не любят подчиняться, - поясняет Келли.
Черный думает, что это преувеличение. Что если бы так было на самом деле, пустыня вся была бы заселена. Что если бы было так, Церес никогда бы не появился. Что если бы было так, то ни Юпитер, ни Амой не существовало бы.
Некоторые любят подчиняться.
- Скорее всего, именно с такими группами мы встречались на Железном Камне. Но это были не люди с Цирка, их собирал Алеф под свое покровительство.
- И те, кто напал на тракте – тоже, - вставляет Тихий,- во всяком случае, некоторых я знал. Из банды Штольца, он орудовал возле Соленого Побережья, а трое так болтались по бандам и абрам.
- Их собирали авторитеты. Или, по крайней мере, те, кто претендовал на звание вожака.
- И действовали они практически в открытую, как обычные вербовщики, - замечает Тихий, - обещали власть, байки, оружие, и что пустыня ляжет к их ногам.
- А потом их собирали и по очереди обучали в лагерях. И заставляли ждать нужного момента.
- А когда приспичило – собрали всех. Добавили циркачей и погнали армию по пустыне.
- От дерьмо, мама Юпитер, - сокрушенно и как-то по-бабьи говорит Сиггел, подперев ладонью щеку, - мало нам своих супостатов по наши души, так еще и каких-то топляков нагнали, и кочевников, которые вроде как сгинули, а теперь все живые, и бандюков, шо даже в Цересе не уживаются.
Люди переглядываются между собой и дружно хохочут: и топляков нагнали, и кочевников и бандитов, каких только смогли по Старому Городу пособирать. Высоко ценит их мама Юпа, как бы не загордиться.
- И еще. Это люди Сталлера, - отсмеявшись, говорит Черный, - нам сейчас от этого никакой пользы, но все эти люди завязаны на Сталлера.
- Его помощник, типа, утверждал, что дела по пустыне Сталлер вел сам. Оружие, байки, медицина – этим занимались разные дельцы. А люди все шли через него самого.
- А это значит, что он для них самый главные босс, и никого, кроме Сталлера, они не примут и никому больше подчиняться не будут.
- И что? - недоумевает Сиггел, - скажем его «говнюкам», что их босс сдох? А хотите проверить – топайте на Танагуру? Тю! Да они его, небось, и в глаза никогда не видели.
Скорее всего, Сиггел прав: не будет Сталлер, которого и в Цересе никто в глаза не видел, а кто видел – не признается, светиться перед исполнителями, да еще и самыми ненадежными, а только обязанными сверх меры. Но долг у кочевника еще меньше, чем у бандита: все равно, что дикому зверю в клетке тыкать мясо на штыке и думать, что так ты завоюешь его преданность.
- Это верно, - соглашается Келли, - его и свои-то не все знают. Хотя слухи стали появляться смешные.
- Нам от этого никакого толку, - Сиггел вздыхает. При его фигуре и том рокочущем басе, которым обычно говорит монгрельский вожак, вздохи в его исполнении выглядят донельзя комично, что бы их не вызывало.
- Никакого, - соглашается Келли, но продолжает обдумывать. Сейчас – никакого, но идея стоит того, чтобы над ней поработать.
Черный обдумывает другую мысль: если люди Сталлера и впрямь не знают ни о каких других боссах, если и впрямь подобраны им самим, пусть и знают только его имя или пароль какой, то до какой степени Сталлер может рассчитывать на их преданность? И что может знать об этом блонди?
-
-
13.11.2013 в 19:08Когда напалм загорелся, когда взрывы байков и вопли горящих людей оглушили Черного, когда тех, кто успел пересечь каналы, стали безжалостно расстреливать из катапульт и закидывать «лягушками», когда от вони горящей плоти, пластмассы и напалма уже не спасали респираторы, он увидел, как замешкавшаяся было вторая линия шестерок отходит дальше от каналов и перегруппировывается. Черный выдергивает бинокль у Вуда, который последние полчаса почти безуспешно пытается угнаться за Черным и прикрыть его спину.
Гранатометы, точно. Еще весной он видел изображения таких штук у Техна, того самого, кто сумел раздобыть ему «Нону». На вид как большая штурмовая винтовка, но с таким приспособлением, где размещаются гранаты. Хорошая действенная штука.
Вуд сдергивает Черного с края окопа, на который тот вылез для лучшего обзора. Глина тут же взметывается фонтаном, такие же фонтанчики вспарывают глину за окопом, и Вуд, проклиная чертова идиота, орет тому в ухо:
- Охуел? Куда прешь?
Черный садится на землю, глаза у него горят, как две луны, он говорит:
- Быстро очухались. Или мы не попали.
- Что? Куда не попали?
- По командирам. Я велел Немеру вычислить командующую группу и уничтожить их. То ли не попал, то ли не в тех, в кого надо было.
- Блядь, - емко характеризует происходящее Вуд. Честно говоря, последние двое суток, если не больше, ситуацию только так и можно характеризовать, причем чем дальше, тем более сильный эпитет хочется применить.
- У них гранатометы, - говорит Черный, - передавай по цепи – не высовываться. Они сейчас лупить начнут по укрытиям и по всем выступающим местам. Так что всем залечь.
Вуд кивает и, перевалившись через оставленную уже площадку для катапульты, орет залегшей дальше команде.
- Передавай по цепи. Всем залечь и не шевелиться.
- Ага.
- Никаких перемещений. Кто двинется – того просто снимут.
- Ага.
Со стороны Черного тоже все такие понятливые? Вуд собирается перелезть через площадку обратно, но тут первая граната взрывается ровно на середине площадки, подымая в воздух пыль, глину, камни и мелкие ошметья, которые когда-то были консервами. В воздухе душевно запахло жареным искусственным мясом.
Твою маму Юпитер! Ну какого сразу по жратве!
-
-
13.11.2013 в 20:44В вашем уме не сомневаюсь. ) Однако писатели нередко получают информацию в обход традиционных способов. Можно считать это высокоразвитой интуицией. )) Впрочем, надо иметь специфический склад ума, чтобы, будучи дамой, интересоваться военным делом и оружием. Вы не любите лезть в эти дебри, но буддист во мне считает, что у вас не одно предыдущее воплощение было воином, уж больно эта тема вас привлекает.
Так что общее ментальное поле тут совдистя к тем самым книгам, которые ты в детстве читал.
Ну как сказать, когда двум людям на разных концах земного шарика приходит одна и та же идея, это парадоксально. )) К тому же не каждого ребенка, тем более женского пола, заинтересует в детстве стратегия и тактика. )
о да. Но еще не скоро.
Предвкушаю. )))
-
-
13.11.2013 в 21:06"Ну как сказать, когда двум людям на разных концах земного шарика приходит одна и та же идея, это парадоксально. " - не так чтобы очень. Человек учится мыслить. исходя из подобия, потом сравнения, потом аналогии и так далее. Причем первые попытки мыслить, а вернее говоря запоминать, приходятся на совершенно одинаковые предметы: собственное тело и мамину грудь. Потом, конечно, кто-то будет считать пуговицы, кто-то крокодилов, кто-то собачек на лужайке. Но фокус в том, что предметы будут разными, а принцип отработанный на них - одинаковый. Думаю, что одинаковых мыслей, пришедших в голову разным люядм на самом деле значительно больше. но широкая общественность знакома только с выдающимися. Поэтому разного рода пророчицы и ясновидящие часто "видят" правду.
Это моя такая точка зрения.
"К тому же не каждого ребенка, тем более женского пола, заинтересует в детстве стратегия и тактика." - а многих вы знаете ребенков женского пола, которых бы сим предметом пытались заинтересовать? Девочкам пихают в руки куклы - на маленькая, тренируйся растить детеныша. А пистолеты, автоматы, грузовики и конструкторы отдают мальчикам. Они же мальчики. им надо быть умными и смелыми. А девочкам... гм... не положено. Мне в этом смысле повезло. потому что у меня есть младшая сестра, которой эти самые куклы и доставались, а во-вторых. в нашем дворе и в соседнем дворе жили одни пацаны. Даже, когда я к бабушке до школы приезжала. там тоже были только мальчишки.
С другой стороны пистолет моментально вытеснил копье с пьедестала самого популярного фаллического символа.
-
-
14.11.2013 в 13:26Психоанализ многие явления из жизни хомо сапиенс очень толково обосновывает, так что я совсем не против трактовок дедушки Фрейда, хотя не принимаю их за истину в последней инстанции. Как, впрочем, и буддийскую философию. )
фокус в том, что предметы будут разными, а принцип отработанный на них - одинаковый. Думаю, что одинаковых мыслей, пришедших в голову разным люядм на самом деле значительно больше. но широкая общественность знакома только с выдающимися.
Согласна. Принцип одинаковый, но как он сработает, зависит от многих условий. Иначе у нас гении на каждом шагу бы встречались. Выдающиеся идеи повторить сложнее всего. Тема интересная, хоть и сползли мы в оффтоп. ))
а многих вы знаете ребенков женского пола, которых бы сим предметом пытались заинтересовать?
Таких не знаю. ) Социальные обусловленности – жесткая штука, особенно при не слишком гуманном воспитании. Но если у ребенка достаточно сильный характер, фиг заставишь его играть с неинтересными игрушками и дружить с детьми, которые не нравятся. Откуда берутся именно те или иные предпочтения, несмотря на социальное программирование, и почему именно такие условия взросления, когда вокруг много мальчиков и нет девочек… Случайности… Буддисты считают условия рождения кармой, однако, на данный момент это недоказуемо. )
Они же мальчики. им надо быть умными и смелыми. А девочкам... гм... не положено.
На счет умности не соглашусь. Современные девочки в среднем по уровню интеллекта мальчикам не уступают. )
-
-
14.11.2013 в 13:38Вот скажите, можете вы представить вместо Черного девушку, а? Нет, в принципе - в принципе, представить можно и написать довольно убедительно, но это будет куда менее правдоподобно. Это будет приключение. основанное на допущении что... А вот оставляем Черного мужиком и никакого допущения не надо. Хотя чисто технически. он у меня не самец, не обладает ни выдающейся. ни даже невыдайющейся физической силой - он просто быстрый и знает анатомию. Он выносливый. да. но выносливость - это такая штука, в которой женщина как раз не особо уступает мужчине при прочих равных условиях. Умный? Ну это... как сказать, автор-то я, а я женщина.
"Психоанализ многие явления из жизни хомо сапиенс очень толково обосновывает, так что я совсем не против трактовок дедушки Фрейда, хотя не принимаю их за истину в последней инстанции. Как, впрочем, и буддийскую философию. ) " -
-
-
14.11.2013 в 18:05В реальности он лежит, скорчившись на дне окопа, на его спину и голову обрушиваются глина и камни, респиратор натужно сипит, не справляясь с пылью, дымом и песком одновременно. Повернувшись, он видит, как фонтаны взрывов изрешечивают площадку вдоль и поперек, как взлетает в воздух их еда и вода, куски железа и глина, половина человеческого тела там, где граната разорвалась над окопом. Видит, как встает столб огня там, где осколками изрешетило кислородный баллон, и как пытаются выбраться оттуда люди и тут же падают под сплошной очередью…
Все, ждать больше нельзя. Черный заряжает ракетницу, стреляет, на спину ему снова рушится глина, он с трудом выползает из-под обвала, и, задержав дыхание, стягивает респиратор: вытряхнуть, как тряпку – много песка, нарушена герметичность, и только когда обстрел становится намного реже и затихает совсем, а снизу раздаются вопли и рев машин, перестает думать о разных глупостях, и натянув респиратор, срывается с места.
Люди все еще смирно лежат на дне, подымают головы и вопросительно смотрят на дарта, несущегося чуть ли не по этим самым головам и рукам.
- Бомбометы привести в готовность. Как только начнут вторую атаку – стрелять на поражение.
Цели видны, как на ладони. Тихий мысленно, как учил сержант – «чего ты елозишь под пулеметом, как целка под первым клиентом?» – проверяет правильность позы. Упор на локти, спина расслаблена, таз плотно прижат к земле, ноги раздвинуты для лучшего упора. Разжимает и сжимает пальцы на курке и стволе, сбрасывая нечаянное напряжение, и медленно, не суетясь – «перед тобой не та девка из борделя, до которой ты раз в месяц случился, а дорогая любимая баба» – опускает ствол, устанавливая прицел на уровне мишеней. Вот они, цели, как на ладони. Отъехали, кто успел, от вспыхнувших каналов, перегруппировались, кто-то умный выдвинул на передний план группу с гранатометами, и началась у них, как выражался уже не сержант, а их идейный, а заодно и религиозный воспитатель, любовь до гроба.
В этом он был прав, конечно, представитель концессии то ли Первых Христиан, то ли Галактической Церкви, то ли еще кого. А уж как называлась та партия, в которую он склонял по пятницам – ибо в пятницу он снимал рясу и становился общественным деятелем, которому не зазорно напиваться до положения «риз» – Тихий не вспомнит и под гипнозом. Прав был, прав деятель: гробы стопроцентно обеспечены и той, и другой стороне.
В последний момент Черный заявил, что даст сигнал. Ну а если не даст, пусть Тихий сам решает. По мнению Тихого, стрелять можно и нужно было сразу, как только орда откатилась и не успела толком перегруппироваться. И уж точно надо стрелять, когда те начали разносить гранатами плато. Но есть и другое соображение: боезапасов у них нет, а у орды есть, и чем больше они израсходуют, тем больше шансов у каравана выжить.
Поэтому он ждет, пока гранатометчики выстраиваются, спокойно, явно не в первый раз, прицеливаются и стреляют четко по команде; повторяют несколько раз, а он пытается определить, куда попадет та или иная граната, и кто станет ее жертвой. Тихий оглядывается назад, где сидит Саита, после последнего выстрела кивает, предупреждая, и выправляет прицел.
Пора.
Саита сзади шевелится и говорит:
- Ракета.
Тихий, не тратя и мига для проверки, начинает стрелять, плавно поводя дулом по расчищаемой площадке. Он думает, что и Черный, и Келли чертовски правы: эта армия создана в последний момент и не приспособлена для совместных действий. Хотя отдельные ее команды неплохо справляются со своими обязанностями. Но если бы у него были патроны, если бы у него было достаточно патронов, он бы уполовинил эту «армию» за пять минут.
Черный вытаскивает ствол винтовки и, приноровившись, заглядывает через отверстие в бинокль. Если подумать, то решение быть осторожным несколько запоздало: под шквальным огнем он скакал по окопам, как молодой рагон, а теперь, когда атака гранатометами приостановлена, и наступила относительная тишина, он прячется за почти разваленным укрытием. С чего бы это?
Решил, что теперь больше шансов выжить и глупо подставляться? Серьезно? Черный на миг отвлекается от бинокля и открывшегося зрелища: что, серьезно? Потом мысленно машет рукой на странные заморочки и внимательно рассматривает поле боя.
Команда гранатометчиков практически уничтожена: убитые, раненые, перевернутые машины, горящие машины, горящие трупы и раненые – вся куча мала исходит воплями, огнем, вонью и дымом. Взрывается батарея байка, прошитая пулями, машина останавливается слишком резко, ее водитель едва успевает удержаться, но тут же сваливается мертвым грузом, и байк, развернувшись, уже по инерции сбивает следующую машину, водитель которой еле жив и пытается спастись. У кого-то мертвого или живого под огонь попадает оружие: одна из гранат покидает ствол, улетая по направлению к своим же, остальные взрываются прямо в подствольнике, обрушивая на соседей град осколков. Раненым уже никто не пытается помочь: дальние и ближние команды стремятся как можно быстрее выйти из-под обстрела. И Черный думает то же самое, что сейчас думает Тихий: им бы патронов, и от армии Сталлера и половины бы не осталось.
Черный невольно прижимает окуляр, словно это даст возможность видеть больше и четче: все ли гранатометчики погибли под ударом, или кто-то придержал дополнительную команду? Но пока Тихий расстреливает ближний ряд, какая-то из команд соорудила дот из двух перевернутых байков и собирается «угостить» пулеметчика ответным ударом. Так дело не пойдет.
Черный оглядывается вокруг, видит Вуда, ободранного и с повязкой на лбу – он не помнит, что с ним случилось, не помнит совсем. Быстро говорит:
- К бомбомету. Пусть снимут гранатометы!
А сам возвращает винтовку на место: он может снять пару ловкачей, пока бомбометчики выставляют прицел. Плохо, что приходится рассекречивать их оружие раньше времени, но так получилось.
-
-
14.11.2013 в 18:05Быстро сообразили, мерзавцы, и отреагировали грамотно – Тихий снова отмечает, что некоторые из команд тренированы лучше, и что кто-то там из принимающих решения – человек умный и хладнокровный. Он наводит прицел на дальнюю группу: стрелять по байкам с силовой подушкой из пулемета – зряшное дело, и расстреливает последний диск. Позади справа взрываются очередные гранаты, и брезент опасно проседает под ударом воздуха и поднятого в воздух песка.
Тихий с сожалением смотрит на пулемет. Оставить на растерзание? Уничтожить, чтобы не попал к врагу? О Юпитер, о чем он думает! Тихий качает головой и отползает вглубь, кивая Саите – пора.
Справа и сзади взрывы: брезент прорывается с края, внутрь их условного убежища сыплются песок и глина, а справа разваливается часть каменного ограждения – дот рушится на глазах. Тихий, выматерившись, толкает Саиту, и они как можно быстрее спускаются вниз по пологому склону. По «доту» снова стреляют, брезент обрывается и опрокидывается, каменная ограда валится внутрь, погребая оставленный пулемет и забытый Саитой амулет из костей и зеленых полосатых «кошачьих» камней. Тихий и Саита несутся вниз, едва успевая перебирать руками и ногами, скользя по шуршащим осколочным завалам, не дающим опоры. Одно дело сделано, теперь надо подготовиться к другому.
Война на мгновение останавливается. Юпитер знает, где сейчас третья часть армии, до кого успели добраться, и сумел ли кто организовать сопротивление. Юпитер знает, где сейчас сам Сталлер, и кого еще он вытащит из бездонных шулерских рукавов: ладью или кучу пешек, которых не жалко. Юпитер знает, до кого и когда успел добраться «отпущенный» силовыми методами шпион Никлас, и кто и что успел решить. Все это не имеет, или еще не имеет того значения, какое есть у этого боя.
Поэтому останавливается вся война, а не одно ее сражение.
Черный, пытающийся подстрелить гранатометчиков, оставил затею: мерзавцы, уже сообразив, в чем дело, отгородились от плато и возможных стрелков еще одним байком, поставленным почти вертикально, и теперь прекрасно за ним укрываются – даже высота их площадки не помогает. Они все еще лупят по «доту» и наверняка уже все там уничтожили, но Черный работы пулемета уже какое-то время не наблюдает и надеется, что Тихий не дал себя подстрелить, и даже если не успел полностью использовать диски, вовремя убрался из опасного места. Хотя чего там стрелять было?
Внизу тоже постепенно все устаканивается: команды отъехали от побоища почти на фарлонг и, судя по всему, совещаются, решая, чем еще может их удивить ушлый дарт. Пулеметы и у них есть, но позиция у Черного намного выгоднее, и не похоже, чтобы люди Сталлера были предупреждены обо всех сюрпризах. Иначе знали бы о самостоятельном отряде Тихого и не сунулись бы сходу к площадке. Это означает, что не все, что знает и мог бы сказать Никлас, попадает сразу же на обед Сталлеру – тот успел бы передать информацию при желании – и означает, что не все, что можно увидеть с помощью спутников, тут же ложится на стол полевым командирам.
В этот момент воздух вспарывает воющий звук летящего снаряда, очень короткий, раздается грохот взрыва, и Черный, чуть не выбив глаз окуляром, утыкается в бинокль.
Первая бомба взорвалась чуть ближе, чем следовало, опрокинув байк-защиту. Вторая, отставая на секунду, попадает точно в огневую точку: машины, людей, куски машин и людей разбрасывает в сторону, а две самые ближние команды немедленно стартуют в сторону основных сил. Там тоже зашевелились, стараясь организовать отступление, а не побег: Черный видит в бинокль, как машут руками и наверняка что-то орут люди, кто-то кого-то лупит для вящей убедительности, и «говнюки», довольно четко соблюдая порядок, удаляются еще ярдов на триста.
Бомбометами они их накроют, но до предела дальности остается запас еще ярдов пятьсот. И Черный решает ждать ответных действий противника.
Война приостановлена.
Это легко представить, он сотни раз это видел. Шахматная доска на низком столике, полукруглый диван, создающий иллюзию отгороженности, на противоположной стороне – высокий костлявый парень с модельной стрижкой или тот, другой, с золотыми волосами до пояса, фигуры медленно перемещаются по доске, звучит непонятное:
- Шах королю.
- Довольно рискованно.
- Допустимо.
- Рокировка.
Легче легкого представить эту шахматную доску и фигуры, разбросанные по карте пустыни. Гораздо сложнее понять, зачем вообще затеяна партия. И совсем уж непонятно, чего добиваются в этой игре. Что у нее за приз такой, как выглядит? А они ведь за него, приз этот гребаный, кровью обливаются. И если не остановить это сейчас, прямо сейчас, то и дальше будут обливаться.
Черный встает, отряхивается от песка и пыли, поправляет плащ и повязку на голове, поворачивается к тому пацану-кочевнику, которому сегодня утром, да, сегодня утром, часов восемь назад, обожгло лицо и руки, когда они начали конструировать огнемет. Откуда пацан здесь взялся – Черный не знает. Или не помнит.
- Мне нужен громкоговоритель, что ли. Рупор или еще что.
Пацан вопросительно подымает бровь на целой стороне лица.
- Найди Хорька, может у него что-то есть.
Тот кивает, тоже встает, оглядываясь по сторонам. Выбирает по каким-то, ему одному ведомым признакам левый коридор окопа, и, протиснувшись мимо Черного, шустро двигается дальше.
Черный ждет. В условной тишине оживающего военного лагеря стали слышны стоны и ругань, чей-то сдавленный крик и неуверенные разговоры, кто-то перевязывает раны, кто-то проверяет снаряжение, команды катапульт пересчитывают снаряды. Кто-то, по доброй воле или по приказу вблизи оказавшегося командира прибирает тела и останки, кто-то передает по окопам воду и респираторы – лишние есть, и вода есть лишняя, и кислород, и еда. Черный ждет.
В голове у него пусто и легко. Каким-то образом он уверился, что они выиграют. И про себя он уже назвал это выигрышем, а не победой, и про себя почти смирился. Случайно, нечаянно и обдуманно, но они все сделали так, чтобы обеспечить себе выигрыш. И он у них будет, вернее, он у них есть. Кто-то еще погибнет, наверняка, но они выиграли.
И теперь Черный до боли, до отчаяния, до муки смертной хочет победы.
- Типа, рупор, - лаконично сообщает пацан-кочевник, протягивая Черному скрученный кульком металлический лист. Край, правда, острый. Лучше не прикладываться к отверстию ртом.
- Как тебя зовут? – спрашивает Черный. Пацан кажется ему знакомым, но сколько он не приглядывается к его лицу, вспомнить не может.
- Марина, - так же кратко докладывает парень, внимательно наблюдая за действиями дарта, - ты с ними поговорить хочешь?
- Ну да, - не бог весть какая догадка, но и на нее не всякий способен.
- А они слушать станут?
- Не знаю, - он бы стал слушать? Черный думает, что он бы стал. Но он готов был говорить и слушать еще весной, да зимой еще, если б было с кем!
- Погоди, - Марина ползком преодолевает площадку с погибшей катапультой – хоть и не стреляют, а пацан осторожничает, хороший признак, и исчезает. И Черный снова ждет, почему-то уверенный, что парень с каким-то странноватым именем, а то, что это именно имя, а не прозвище, хотя и чудное, исчез по делу.
Марина возвращается минут через пять, притаскивая обломок щупа и белое полотнище присохшего фильтра.
- Сойдет для белого флага.
Черный улыбается признательно, принимает «белый флаг», видит, как по правому коридору окопа кто-то еще движется в его сторону, и решает действовать немедленно.
- Ты не из кочевых, Марина. Или совсем недавно с Рагоном.
- Да, - а разбрасываться словами Марина не приучен.
Черный снова улыбается:
- Придержи Вуда, если что, - и лезет наверх, туда, где глиняная насыпь не до конца разрушилась.
-
-
14.11.2013 в 18:06Черный убирает голову-куклу и выставляет снова. Вроде не стреляют. Он выпрямляет обе руки, чтобы лучше было видно флаг и то, что в руке только чучело головы. И с той стороны снова не стреляют. То ли решили дождаться, пока появится настоящая голова, то ли послушать, что эта голова скажет. Хотя второе не исключает первого. Черный переводит дух и, опершись коленями на выступ, выпрямляется.
Подносить рупор ко рту и орет, что было сил.
- Эй! Поговорить надо!
Не то, чтобы рупор так уж усиливал голос дарта, но прозвучал он над песками, как гром небесный. Тихий, успевший не только убраться с разнесенной гранатометами высотки, но и добраться до своего отряда, и потихоньку продвигающийся к ущелью между скалами, откуда предполагалось начать нападение, застыл, как пораженный этим самым громом, и на миг позабыл как дышать.
Какого рагона? Да что он творит? Тихий выворачивает руль своего байка, молча вытаскивает винтовку, жестом указывает Кальту принять его машину и быстро двигается назад. Он не замечает, как ошарашенные его подчиненные тычут ему в спину пальцами, пребывая в таком же недоумении от его поведения, как и от поведения Черного, но слушаются точно так же. Вслед за ним идет только Алек, но никто остановить загадочного Оракула и не посмеет.
На плато появление дарта на открытом пространстве с белым флагом в обнимку тоже стало сродни явлению небесному. Вуд, пытающийся отцепиться от на диво ловкого пацана, пусть и с обожженными руками, не понимает ни слова из его уговоров: «Дарт поговорить с ними хочет. Куда ты лезешь?», в голос стонет, когда Черный действительно именно это и говорит, и прекращает попытки просто потому, что не знает, что делать. То ли Черный с ума сошел, то ли еще что-то такое за это время произошло, чего он ни представить, ни постичь не в силах.
- Было бы лучше, если бы мне кто-нибудь мог ответить.
Черный не уверен, что люди Сталлера слышат его. Возможно, просто видят фигуру парламентера. Хотелось бы верить, что слышат.
- Послушайте, я знаю, что вас собрали, обещая власть над всей пустыней. На хрен вам это надо, я понятия не имею. Может кто-то из вас на это купился. А у кого-то не было выхода. Без разницы. Но вас собрали для войны, и война началась.
Рагон их поймет, слышно там или нет. Без бинокля Черный в пылающий и бесконечный летний день видит только режущий блеск песка, вроде бы неподвижную кучу-малу и алое тление напалма в канале, словно кто-то попытался прорубиться до земных вен, да не успел, и только царапины налились. Но стрелять пока не стреляют
Он вдыхает полную грудь воздуха через респиратор, и снова орет:
- Но вы живете здесь, в пустыне, столько же, сколько и мы. И знаете не хуже всех остальных, что задаром ни хрена не бывает. И что власть получит тот, кто купил вам оружие, еду и воду, власть будет у него, а вам придется бегать перед ним и дальше. Ни хрена этот покупатель власти вам не даст!
Черный щурится, глядя против солнца и ничего не видя. Он пытается представить себя на месте командиров этой собранной на живую нитку армии. Кто-то из них знает каков вкус власти, кто-то из них этой весной впервые взял в руки оружие, кто-то из них слишком крепко помнит о вольнице кочевых племен – и все они знают вкус крови лучше кого бы то ни было другого.
Рагон его знает, чтобы он сделал.
- Под ним не только вы ходите. То пятно от плазмы, что вы видели – это все, что осталось от вашего первого отряда! И ни вы, ни я, на хрен не знаем, почему их убили! И ни вы, ни я на хрен не знаем, что этот ублюдок сделает с нами!
Он по-прежнему ничего не видит, но ощущает, что проиграл, что не победил. Надо было сказать иначе.
Черный успевает вздохнуть, когда четыре руки, вцепившись в его плащ и ноги, дергают его вниз изо всех сил. Он падает на дно окопа, плечами ударяясь о край, а потом головой о стену. Сверху его и тех, что его сдернул, засыпает глиной и песком, вторая граната, судя по звуку, взрывается намного дальше, почти на другом краю площадки, а по плато прыгают песчаные фонтанчики, обозначая трассы пуль.
Они выбираются из-под завала, вытряхивают песок из головных повязок и респираторов, Вуд опускается на корточки перед сидящим Черным, говорит со странной ласковой интонацией:
- Дать бы тебе по морде, так не поможет.
Черный кивает: нет, не поможет. Ни ему не поможет, ни переломить ситуацию не поможет.
- Ты что, сдурел? С кем ты переговоры затеял? С отморозками хуже всякого монгрельского отребья? С кочевниками, блядь, которым маму родную положить не сложно?
Черный хватает Вуда за плечо, толчком разворачивая к Марине. Тыкает зло пальцем.
- Вот он, видишь? Вот он – тоже кочевник. Руки, ноги, голова – такой же, как ты и я, понял?
Вуд теряется. С его точки зрения, которая, говоря по чести, не так уж давно и изменилась, парни Рагона – это такой специальный вид кочевников, это «свои» кочевники, которые могут сами по себе нравится или не нравится, но которые будут драться вместе с тобой и которым поэтому следует доверять. Но так вообще, если подумать, подобная точка зрения просто смехотворна.
Руки, ноги, голова – такой же, как все. И приперся в пустыню оттуда же, что и все остальные. И тоже не от хорошей, ясен пень, жизни.
- Черный, - почти жалобно говорит Вуд, - они сюда специально приперлись, чтобы нас убить.
Черный усмехается, неожиданно зло и угрожающе.
- Они не сами приперлись – их сюда пригнали. И мы не сами приперлись – нас угроза заставила. Так какого рагона?
- Черный…
Черный резко встает. Небольшой рост позволяет ему двигаться по окопам, практически не наклоняясь, вот и сейчас он стоит, выпрямившись и задрав голову, смотрит куда-то вверх и за горизонт. Лицо у него злое и печальное.
- Черный.
Сказать Вуд ничего не успевает. Из левой части окопа появляется Рагон, головная повязка его куда-то делась, но рыжие волосы полыхают под солнцем привычно красным, хотя и не так ярко как обычно: в косицы набились песок и глина, и собственно повязка от солнца Рагону уже не нужна.
- Черный. Похоже, они собираются разделиться.
В бинокли видно, как удаляется орда: ровным строем, разделившись по командам и на высокой скорости. Очень скоро пыль почти целиком закрывает их, и что именно делают «говнюки» остается непонятным.
- Они что? Всерьез решили слинять? – Вуд отнимает бинокль, с недоверием оглядывается на окружающих. Черный тоже смотрит в бинокль. Рагон только щурится, время от времени зло сплевывая на песок. Респиратор болтается у него на шее, и непонятно, то ли прибор сломан, то ли Рагон решил, что может не дышать. Давешний пацан, который кочевник, тоже рядом болтается.
- Ага, - в очередной раз сплевывает Рагон, - прям счас.
- Ну-у, - Вуд едва удерживается от того, чтобы тоже не сплюнуть. Он считает выходку Черного абсолютно идиотской, но рагон знает и Черного, и Песчаную Деву, и вообще всех чокнутых в чокнутом деле, может люди Сталлера тоже чокнутые и правда решили не гробить жизни молодые ради благодетеля?
Хрень полная. Вуд не замечает, что говорит это вслух. Черный не реагирует.
- Ни хрена они не убрались, - говорит Рагон, соизволив, наконец, приложить респиратор и вдохнуть нормального воздуха, - разделиться они решили. Я тебе говорю. Я б так и сделал.
- Черный?
Черный опускает бинокль, тоже прикладывается к респиратору. И когда поворачивается, нет в нем ничего от того отчаявшегося психа, который полез из окопов, чтобы поговорить с неприятелем. Это снова их дарт: злой, веселый и не сдающийся. Только теперь больше злой, чем веселый.
- Я тоже считаю, что разделятся. Гранатометов мы и половины на угрохали, а пулеметы они толком в дело еще и не пускали. Разделятся и будут штурмовать с разных сторон. Особенно от Белой скалы – самое лучшее решение.
- Чего делать будем?
- Тоже разделимся. Посмотрим, какая группа будет больше и большинство бомбометов пусть лупит по ним. На вторую группу оставим не больше пяти, может, придется подпустить их ближе.
- Если они вылезут на площадку, – Рагон качает головой.
- Если вылезут с двух сторон – будет хуже, - замечает Вуд, - а на площадке они потеряют преимущество. Винтовки на таком расстоянии не помогут.
- У них гранаты есть, - замечает Рагон и поворачивается к Черному, - нам нельзя их пускать наверх.
-
-
14.11.2013 в 18:06- Дарт, они удрать не собрались? Уж больно лихо стартовали. И далеко. Мы их сейчас не достанем.
Странно, когда Черный толкал свою речь, ему самому собственная попытка казалось жалкой и малоубедительной. А после «речи» его спутники, те самые, что тащили за штаны вниз и грозились дать по морде, всерьез интересуются, а не оказала ли его речь такого сокрушительного воздействия.
Черному становится смешно и совсем грустно. Хорек, невразумительно шевеля челюстью, несколько раз взмахивает руками, словно отталкивая от себя что-то, и произносит:
- Ну, нет, так нет, я просто подумал. Мало ли… - и заметив некоторое смущенное молчание присутствующих, уточнил, - если бы они, ну-у… не знаю. Ясен пень, что нас отсюда скинуть трудно. А штурмовать высотку, так это всех положить надо. Что ж там, кто-то не сообразит и не решит дать деру?
Рагон отворачивается, сплевывает и закрывает лицо респиратором. Черный пожимает плечами. Если бы это были кочевники, просто кочевники, пусть и с каким-нибудь там сильно умным и злым вожаком, тогда да, они бы не стали тратить время на неподатливую и невеликую добычу, наплевали бы и на месть, и на гонор, и на деньги, если и впрямь было что-то такое. Они просто развернулись бы и уехали, решили бы искать более легкую жертву, рассудив с железной пустынной мудростью, что век караван на высотке куковать не будет, слезет и пойдет, куда денется. А значит, найдется еще не одно место и время, где они могли бы встретиться и решить все вопросы.
Но люди Сталлера этого не делают. И поэтому у них не столкновение каравана и банды, а война.
- Кто-то, может, и сообразит, - медленно говорит Вуд, - да кто ж этого кого-то выпустит? Свои же положат.
Все согласно кивают, даже Марина. Хотя его мнение пока никому не интересно. Хорек тоже кивает:
- Ага. Значит, они покумекать решили, что делать?
- А что тут делать? - отмахивается Рагон, - разделятся на две группы и будут мочить с двух сторон. И, блядь, Черный если у них там где-нибудь на заднем плане есть что-то почище гранатометов, то нам кранты.
- Если бы было – уже б стреляли, - качает головой Черный, - какой смысл нестись на высотку, зная, что там держат оборону, если эту высотку можно разбомбить из миномета? Возможно, если бы они получили эту информацию раньше - могли бы и миномет найти. Это «если» - легчайшее, тонкое, двое суток назад висящее между глюками дарта и его же рассуждениями, проходит под лопатками, по шеям и спинам холодом отведенной опасности, смерти, в последний момент направленной в другую сторону. Жизнь – одноразовая привилегия, так же, как и смерть, и что думать о пропущенной смерти, если есть новая?
- Миномет, блядь, - бормочет Рагон скорее для себя, так что под респиратором его и не слышно. Но мысль и так ясна: успели бы «говнюки» попросить миномет – был бы им миномет. А может и попросили, да кто-то из этих главных боссов Сталлера потом решил, что так будет сильно круто, и повернул по-своему.
Может, Черный прав насчет того, что с «говнюками» надо договориться?
Хорек по очереди оглядывает собеседников, кривится на левую сторону, словно у него внезапно заболел зуб, но рукой указывает куда-то вправо:
- Так что делаем?
- Когда они разделятся, одна группа, скорее всего, будет больше – ее нужно уничтожить бомбометами, поэтому пусть твои механики сосредоточатся на одной группе. Штук пять команд пусть помогают уничтожить вторую. И нужно перенести огнеметы: мы используем их на группе, которая двинет на штурм.
То, что было дальше, Черный запомнил куда хуже. То ли переполнился бесконечным сегодняшним днем, то ли это его ощущение – выиграли, не победили, а выиграли кому-то промежуточный приз, так повлияло, но вся остальная смертная бешеная горячка того страшного дня смешалась в его памяти в один раскаленный ком. Они с Вудом следили за ордой, Хорек отправился втолковывать своим «механикам» диспозицию, Рагон, послонявшись рядом и не утерпев, отправился к своим – гонять людей с огнеметами. Куда-то подевался Марина, на старой площадке с катапультой кто-то из людей Хорька стал устанавливать бомбомет. Им помогали: откопали неиспользованные снаряды – три штуки, вырыли ямы под бомбы, накидали глины и кульков с песком, соорудив укрытие для наводящего. Черный отодвинулся в сторону и продолжил наблюдение.
Они уже ничего не решают, просто реагируют. Сражаются, чтобы выжить, но ничего не решают.
Он до боли сжимает чертов бинокль в ладонях, чувствуя, как сводит пальцы, как немеет кожа, и обещает себе, что так больше не будет. Что если он останется в живых, что если они выиграют, то он сдохнет, но не даст сделать из своих людей покорных пешек.
Люди Сталлера разделились. Против солнца и из-за поднявшейся пыли понять, на сколько групп и что именно какая группа везет, оказалось невозможным. Пыли было настолько много, что караванщики быстро сообразили: «говнюки» специально ее подняли, чтобы их маневры были не столь заметны. Когда пыль наконец рассеивается, Черный убеждается, что часть орды уже исчезла в неизвестном направлении. Большого выбора у них нет. Вторая группа нападет со стороны скал или воспользовавшись одной из разведанных Тихим троп.
- Рагон!
- Чего орешь? Вижу, разделились. Уже вот приперли твои огнедыхалки. Ставим.
- Ракета еще есть?
- Нет. Откуда?
- Мать твою!
- Да какого ты орешь?
Черный снова прижимает к лицу бинокль, как будто увиденное зависит от силы давления. Увидел Тихий второй отряд? А догадается, что может везти этот отряд? И если догадается, то как, рагон их возьми, сможет защитить их? Сможет защититься сам?
- Черный… эй, что, - Рагон осторожно дергает его за рукав, уже сообразив, что тому пришла в голову какая-то мысль, и мысль плохая. Черный опускает руку с биноклем, смотрит сквозь Рагона, мучительно соображая, что делать. Отменить приказ о бомбометах? Перенести огонь на Скалы? А толку? И как тогда остановить вторую группу нападающих?
- Черный…
- Та группа, что пошла за скалы, как мы думаем, они наверняка вооружены гранатометами, понимаешь? Настоящая ударная группа не та, что идет в лоб, а та, что пойдет по ущельям. Они вылезут на высоту, как Тихий, и выжгут нас отсюда, как траву с озы.
- Твою… - Рагон выхватывает из его рук бинокль. Смотрит на пелену пыли, словно надеется найти за ней подтверждение или опровержение словам Черного, опускает прибор и выдыхает – длинным тяжелым вздохом.
И пару секунд они стоят рядом, опустошенные и придавленные своим пониманием, и оба уже слишком уставшие для того, чтобы испытывать ярость.
Черный прав: вылезут с десяток бойцов на высотки, да хоть на самые крошечные пятачки на скалах Пестрого Корабля и… и выкосят их, как траву на озе. Прямым попаданием.
- Может, не догадаются? - безнадежно спрашивает Рагон. Хотя чего тут не догадаться, если на их глазах пулемет с высоты добрых четыре десятка уложил?
- Догадаются, - Черный кривится и кусает губы, кашляет, хватает респиратор, чтобы вздохнуть пару раз, и когда поворачивается к Рагону, в лице у него уже нет ни усталости, ни обреченности.
- Вот что. Расставь огнеметы как удобней, и насыпьте повыше бруствер. Как можно выше, а сами отойдите ближе к левому краю. Когда нас атакуют, нам все равно придется включить в дело бомбометы. И все равно придется уничтожить первую группу. А для второй бомбометы опасности представлять не будут, они их быстрее накроют. Так что если начнут бомбить гранатами – бегите на левый край, к скале, там спуститься можно быстрее и двигайте к схрону, а Хорьку и своим я сейчас сам скажу.
Рагон молчит в ответ, и Черный, кивнув напоследок, двигает обратно к «своим», где сейчас активно переустанавливают бомбометы. Рагон щерится под респиратором, злобно глядя куда-то вверх или за край горизонта. Он обманулся, он не настолько устал, чтобы не чувствовать ни ярости, ни злого, отчаянного желания даже не выжить – растерзать, зубами разорвать мерзавцев, покусившихся на его жизнь, на жизнь его людей. Ему хочется завыть, заорать, как дурному животному. От этого Рагон удерживается, только зубы стискивает, чтобы от бешенства не грызть резину респиратора.
-
-
14.11.2013 в 18:07Рагон не выдерживает, орет что-то прямо под респиратором. Мирт, который наблюдал за их с Черным беседой, и теперь решил подойти поближе, невольно отшатывается, но тут же берет себя в руки. Раз Рагон орет, то как раз все в порядке, вожак в деле и с Песчаной Девой пока здороваться не собирается.
- Мирт, блядь, чтоб их всех Саймоном прямо в утробу Юпы посдувало, зови людей. Быстро делаем новые насыпи.
- А огнеметы? И там, - он кивает направо, где выравнивают площадку под бомбомет, - ставят же.
- Пусть ставят. Остальные все, бросайте и насыпаем глину. Те, что заявятся со стороны Корабля, будут с гранатометами и наверняка полезут наверх.
Мирт смотрит на скалы с правой стороны, на разбитый «пулеметный дот», прикидывая мысленно правоту Рагона, спрашивает:
- А Тихий?
- А что Тихий? Что он с ними сделает?
- Вот блядство, - высказывается Врон, рассматривая в бинокль ближайший окоем. Видно им немногим лучше, чем с высотки, но догадаться не так уж сложно: специально, гады, мотаются на байках, маскировку соблюдают.
- Вот бляди, - снова повторяет он с чувством и поворачивается к Тихому, – что делать будем?
Тихий молчит, бинокля у него нет. Он и по количеству пыли, поднятой в воздух, понимает, что происходит: разделятся «говнюки» и будут атаковать с двух сторон. По уму они должны были это сделать с самого начала, и тогда, например, пулеметная атака, предпринятая им, конечно, все равно принесла бы эффект, но была бы совершенно самоубийственной для него, Тихого. Разве что он согласился бы положить половину своего отряда, чтобы прикрыть свою спину.
Тихий кивает Врону, жестом показывая – продолжай наблюдать, и спускается вниз, в ущелье, присмотренное заранее в качестве временного лагеря. Его люди располагаются прямо на песке или кусках брезента, привалившись спинами к машинам. День такой, что любое время стоит использовать для отдыха.
Тихий становится примерно посредине, снимает респиратор и говорит:
- Вот что. Люди Сталлера разделились. Часть попробует атаковать наших, пользуясь скалами. У них есть две возможности: они могут просто попробовать подобраться ближе к высотке и предпринять попытку штурма. Это не легкое дело, но осуществимое. В этом случае мы просто ждем удобного времени и положения и нападаем со спины.
- Лучше тогда байки отогнать, а самим наблюдать по скалам, - предлагает немолодой крепкий кочевник из людей Рагона, - наверху будет и спрятаться проще, и выстрелить куда надо.
Тихий кивает: разумная тактика, сказывается немалый опыт.
- Да. Но байки отгонять далеко не будем. Как бы эффективны мы не были внутри Острова, нашим может понадобиться помощь и на открытом пространстве.
Его люди переглядываются, Саита что-то тихо говорит кому-то из кочевников, тот кивает, но к Тихому не обращаются. Ладно.
Тихий продолжает:
- Есть другая возможность. Группа явится сюда с гранатометами, чтобы занять соседние высотки или просто скалы, и расстрелять наших из удобной верхней позиции.
По чести говоря, Тихий уверен, что именно эту тактику использует противник. Даже не зная местности, нетрудно предположить, что скала, с которой он сам уложил часть отряда, не единственная, и воспользоваться очевидным преимуществом. В этом случае второй отряд будет не столько атаковать, сколько отвлекать внимание. Хуже того, Черный, хоть сто раз он догадайся об истинном положении вещей, все равно вынужден будет сосредоточить свои силы на том, чтобы отбить атаку.
Давешний кочевник сплевывает на песок, матерится. Ругань и разного рода возгласы слышны со всех сторон, но не слишком громкие и, как отмечает Тихий, не слишком удивленные. Кое-чему люди успели научиться на этой войне, кое-что знали и раньше, так что сообразить, как выгодно было бы использовать гранатометы с высоты, сообразили и без его помощи.
- Нам нужно остановить их. Остановить любой ценой, - негромко говорит Тихий, обводя взглядом ближайших к нему людей, - если наших сгонят с высотки – мы проиграли.
Конечно, кто-то останется жив. Конечно, поражение здесь не означает поражение в войне. Тихий прекрасно знает, что ни он сам, ни Черный, ни Рагон не сдадутся. Тот, кто останется в живых, соберет всех остальных и попробует еще раз. И будет пробовать, пока не добьется победы. Они не сдадутся, но начинать снова придется с нуля.
Давешний кочевник снова сплевывает и хмурится:
- И как мы будем их останавливать?
Тихий в ответ поднимает голову вверх, оглядывая иззубренные вершины скал и высоток: лучшая тактика сражений в горах – использование особенностей местности.
Черный сидит в окопе, прижавшись спиной к стене, и пытается вспомнить. Ничему подобному Алек его никогда не учил, ничего подобного он сам не делал и не считал себя способным. Алек, тот умеет это делать, он знает точно, а что может, он, Черный?
Тихий сам все увидел и понял, в этом Черный уверен. И наверняка лучше него сообразил, что он может сделать, так что он пытается сделать? Передать одобрение, что ли?
Стена за спиной кажется удивительно холодной. Солнце висит прямо над головой, песок на другом краю окопа, кажется, на глазах дымится от плавящего жара, но за спиной глина прохладная. Черный думает, что опять занимает голову глупостями, потому что ни хрена не знает, что делать.
Ему не нужно что-то передавать Тихому. Ему нужно, чтобы Тихий передал ему, когда второй отряд доберется до них. А сделать это он сам придумает как, без всякой волшебной телепатии.
Черный поднимает голову: над ним наклонился Хорек, заложив дергающиеся руки за пояс и скорчив такую рожу, словно собрался съесть дарта за все хорошее. Выражение, впрочем, сразу же сменяется на что-то вроде умиления или нежности, так что кажется, что теперь Хорек хочет накормить Черного чем-нибудь вкусненьким.
- Бомбометы готовы. Похоже, они идут в атаку.
Черный встает, оглядывается на горизонт, куда из-за солнца уже ни с биноклем, ни без бинокля не взглянешь, говорит:
- Начинаем.
Это опять было ожиданием, совсем коротким по сравнению с предыдущими. Всего с десяток минут, прежде чем атакующие оказались на расстоянии стрельбы, но они ждали еще с десяток минут, подпуская противника максимально близко. «Говнюков» все равно много больше, и уничтожить их с помощью примитивных древних приспособлений – задача не из легких.
Хорек, активно жестикулируя, беспорядочно тыкает пальцами то в песок, то в горящий напалмом канал, то почему-то в небо, и объясняет Черному методику стрельбы «шатром».
- … так что чем ближе подойдет, тем лучше. Мы стреляем сначала на минимальное расстояние, потом стреляем на самое дальнее. Те, что успели уйти из-под первого выстрела, обязательно попытаются либо развернуться, либо вырваться вперед. А те, что оказались дальше всех – тоже попытаются вырваться вперед. Куча мала будет обязательно. И тогда стреляем в третий, с другим углом, чтобы уложить снаряд примерно на середину дистанции. Это всегда сбивает с толку, потому что установить дистанцию обстрела почти невозможно. Разве что совсем издалека.
- Издалека и будут смотреть, - роняет Черный. Пояснения Хорька его почти не трогают, его взгляд скользит по лоснящимся бокам бомб, расположенным в ряду выкопанных ячеек, он думает, что Белка так и не увидит, скольких человек можно уложить с помощью его бомб, и непонятно даже, хорошо это для Белки или нет. Потом цепляется за «всегда сбивает с толку», перебивает Хорька.
- Вы опробовали? На чем? - хотя правильнее было бы сказать «на ком». Хорек пожимает плечами, улыбается и показывает язык. Непривычному человеку выдержать общение с ним тяжело.
- Не мы, - жестикулирует Хорек, с трудом успевая спрятать язык, прежде чем себе его откусить, - армейцы используют такой метод для бомбардировки. Ну, там расстояния, конечно, другие.
Черный помнит об этом. Помнит о таком методе, потому что тоже видел его применение, но сейчас он ждет начала сражения, и это воспоминание, знание остается где-то в глубине.
- Используется сначала «ближний квадрат», - говорит он Хорьку, – ну или как это назвать…
- Я понял, понял, - первую фразу Хорек кричит, вторую говорит чуть ли не шепотом, - как можно ближе, чтобы они как можно дольше не понимали, куда мы можем попасть.
- Да, - Черный испытывает страшное желание закрыть ухо пальцем и надавить несколько раз. Опять он чуть не оглох.
- Конечно, конечно! Я объяснил нашим, - Хорек мелко кивает, обиженно надувает губы и делает такое телодвижение, как будто кланяется.
- Я своим все сказал. Мы посчитали, - Хорек оглядывается, взмахивает рукой и говорит, - Пли!
-
-
14.11.2013 в 18:07Собственно, тактику наметили сразу: отряд попытается найти относительно удобную тропинку, чтобы проехать или пройти как можно ближе к высотке, где сидит Черный. Команда разведчиков пропускает, если таковые будут, и ждет, пока эти самые разведчики вернутся обратно. И когда отряд примерно наполовину войдет в ущелье – закидывают гранатами и бомбой, а сами смываются. Кто-то жив останется, по-любому, но об организованной атаке уже можно не говорить.
- И ты думаешь, попрут все по одному ущелью? - Саита скептически смотрит на «своих» трех человек, которые споро карабкаются по ущелью наверх, чтобы найти места поудобней.
- Нет, поэтому мы и разделимся.
- Ага. То есть из одного ущелья мы их выкурим, и они, как лохи, пойдут во второе?
- Не знаю, - резон в словах Саиты есть, но сам Тихий, например, не знает, как поступил бы в подобном случае, - зависит от приказа и от людей, которые придут. Если они решат добраться во что бы то ни стало, то пойдут и во второе ущелье, и в третье. А если своя шкура им намного дороже, - Тихий пожимает плечами, - рагон их знает. К площадке им все равно выходить надо. А использовать гранатометы с высоты - очень соблазнительная идея. Если хоть на одну такую позицию подымутся, это, считай, половина победы.
- Блядство, - Саита задирает голову вверх, проверяя, видно ли затаившегося караванщика – не видно. Уже хорошо, - а чего бы им вообще не обойти вдоль Белой Скалы и не вылезти наверх прямо на глазах у Черного? О бомбах-то они ни хрена не знают.
- Наши дважды стреляли. Может, решили проявить осторожность?
Больше сказать Тихий ничего не успевает: со стороны, где он оставил наблюдателей, раздается далекий крик, потом еще один и все затихает. Переглянувшись, оба бегут в соседнее ущелье, более просторное, где «команда» уже нашла убежища. Сверху наклоняется Врон и негромко говорит:
- Наблюдателей сняли. Они уже здесь.
В этот момент со стороны высотки раздается грохот нескольких выстрелов, потом еще и еще. А затем грохот раздается гораздо ближе и Тихий понимает, что каким-то способом, «говнюки» добрались до Острова незаметно, и в одном из ущелий началась схватка.
Черный успевает грохнуться на песок только потому, что Хорек неожиданно сильно толкает его и сам падает рядом, накрывая его голову руками. Он не успевает ничего сказать, не успевает даже толком посмотреть, когда раздается грохот сработавшего бомбомета, нос режет острый запах пороха и раскаленного металла, а Хорек рядом орет:
- Есть!
Его вопль тонет в таком же грохоте, слитом из нескольких выстрелов. Запах становится пронзительнее, по окопам ползет ядовитый белый дым, раздаются еще несколько выстрелов, не таких оглушительных, и в уши опять прорывается вопль Хорька:
- Попали!
Тот уже успел подняться, взглянуть в бинокль, помахать восторженно руками и хлопнуться рядом с Черным обратно.
- Второй залп, - сообщает он и ложится рядом, закрывая уши руками и хитро глядя на Черного. Черный покорно закрывает глаза и уши: механики Белки выстрелили не по команде, а воспользовавшись своими, предварительно сделанными расчетами, и дальнейшие залпы будут делать согласно плану.
Он лежит носом в землю, респиратор сипит, как астматик, пороховая вонь настолько сильна, что никакие фильтры не справляются. От грохота закладывает уши, старинное орудие в десятке шагов от него извергает огонь и смерть, и где-то там, ярдах в трехсот от него, эта смерть вцепляется в чье-то горло. Она не брезглива, эта смерть, и если что-то пойдет не так – бомбомет взорвется прямо здесь, в паре ярдов от него, и она вцепится им в горло. А если все пойдет так, как надо – смерть придет к ним с другой стороны и все равно потребует оплаты. Но он лежит носом в землю и тихо улыбается.
Пока он дурью маялся: флагом белым размахивал, мысли, блин, испускал – люди считали, составили нормальный план и действуют по нему. И в который раз за день он снова чувствует стыд и гордость одновременно.
Чего никогда не узнал Черный и о чем не догадался тогда Тихий, так это что разведчиков орда, несущаяся к высотке на всех парах, все-таки выслала вперед. Разведчики эти были собственной инициативой одного из командующих, не слишком высоко ценящего ставленника босса, поэтому настоящую разведку произвести они не могли. Когда вся группа цепью перла на Остров, две четверки отделились практически в последний момент и по широкой дуге стали объезжать Пестрый Корабль.
Сунуться сразу в ущелья между Кораблями и отдельными скалами разведчики не рискнули. Побродили вокруг, нашли следы предыдущей стоянки Тихого. И когда началась атака гранатометами, сообразили, что кроме основного военного лагеря у Черного есть второй мобильный отряд, предназначенный, по-видимому, для удара в спину. Командир группы, проявив немалую смекалку в довольно новом для него деле, разместил своих людей по скалам в двух ближайших к Пестрому Кораблю ущельях и послал двоих для доклада. Так что когда наблюдатели Тихого заняли свои посты, разведчики их засекли и сняли, как только второй отряд кочевников достиг Пестрого Корабля.
Тихий, присев за грудой камней на вершине ущелья, наблюдает, как медленно продвигается по ущелью цепочка людей, тщательно осматривая вершины скал. Им все равно придется добираться до высотки Черного между чертовыми скалами, и стрелять им будет неудобно, но рагон их возьми, им есть чем стрелять и они знают, откуда ждать опасности.
Саита неслышно опускается рядом:
- Что будем делать?
Тихий молча качает головой, продолжая наблюдение. Потом, так же молча, показывает Саите рукой: «Отойди назад» и когда тот послушно отодвигается и ложится на камни, Тихий, подперев плечом камень, сбрасывает его вниз.
Шум падающего камня глушит сдавленную ругань Саиты, Тихий шлепается рядом с ним, даже не пытаясь куда-то двигаться или смотреть на то, что происходит внизу. Фонтанчики мелких камней и глины вырастают в опасной близости от их голов, потом пляшут сзади, на более высокой стене, и через пару секунд обстрел прекращается. Но они оба смирно лежат не менее минуты.
Снизу, выждав, стреляют еще парой очередей, но в конце концов успокаиваются. В свою очередь люди Сталлера не лезут наверх проверять, кого они там уложили и уложили ли. Их командир явно соблюдает приоритеты.
Саита повторяет почти шепотом:
- Что делать будем?
Тихий снова качает головой. Сражаться они не могут. Если у них был шанс воспользоваться эффектом неожиданности, то они его утеряли. Кто-то из наемников Сталлера чертовски умен и опытен: сразу сообразил и как наиболее выгодно использовать гранатометы, и какой тактики будет придерживаться их противник. Так что теперь их жалкая стрельба не приведет ни к какому результату. А гранат, чтобы забросать противника, у них нет.
Отряд, который прошел только что – отряд зачистки, и наверняка по другим ущельям тоже сначала двигается разведка – гранатометов у них Тихий не увидел, хотя смотрел внимательно. А значит, у них есть только одна реальная возможность остановить «говнюков»: засечь отряд гранатометчиков и сбросить на них бомбы.
Но для этого надо, чтобы его собственные отдельные команды могли как-то связаться друг с другом и передать результаты наблюдения. Чертовски невозможная вещь, когда нет ни приборов, обеспечивающих связь, ни самой связи как физического явления.
Саита открывает рот в третий раз, когда на тропе сбоку слышится шорох камней. Он мгновенно перемещается к тропе, осторожно выглядывая из-за камня и готовясь выстрелить, но опускает чанкер и даже удерживается от ругательства.
По тропе подымается Алек. Крайне медленно и осторожно. Передвигаться по наклонной рельефной местности он не умеет, и подвигов его героических за прошедшие сутки никто не отменял. Так что Алек сам удивляется, что еще способен переставлять ноги.
Он медленно опускается на корточки рядом с Тихим, неизящно плюхается на задницу, не удержав равновесия, потом улыбается, приветственно машет рукой и говорит:
- Я знаю, что ты решил поохотиться за гранатометами. Но не знаешь, где они. Я могу их найти.
- Ты? - невольно удивляется Тихий, - как?
- Я могу их увидеть, - объясняет Алек.
- Увидеть и я их могу. А мне нужно, чтобы в этот момент весь отряд шел внизу. А половина моих людей была наверху.
- Я могу позвать твоих людей туда, где пройдут гранатометчики. Нужны только те, кому ты бомбы отдал?
-
-
14.11.2013 в 18:08Саита трогает Тихого за рукав, и голос его звучит несколько неуверенно.
- Тихий, ты о чем? Ты с кем говоришь?
Только тогда Тихий замечает, что Пифийский Оракул говорит, не открывая рта.
На площадке царит ад. Бомбометы стреляют один за другим и одновременно: по двое, по трое, по команде или как придется. Грохот отдельных выстрелов превращается в один нескончаемый оглушительней рев, в котором тонет все остальное: крики наводящих и снаряжающих, глухой лязгающий звук, с которым бомба опускается в ствол, шипение пороха, чей-то предупреждающий крик, вой несущегося вдаль снаряда – все сливается, сжимается, прессуется в оглушительный шум канонады, и ни тогда, ни позднее никому из них не удается выделить из тогдашнего крепко сбитого кома времени ни одной отдельной минуты.
Дым стелется по окопам, слишком тяжелый, чтобы подняться в горячем душном воздухе. Респираторы и так почти не снимают, но наводчики вынуждены давать команды на полный голос и невольно глотают удушливую смесь. Те, кто не участвуют в стрельбе или наведении, лежат, не поднимая голов, и ждут, чем все кончится.
Черный подползает ближе к бомбомету, где орудуют Хорек и Прошва. Бомбомет уже второй раз поливают водой, пар бьет вверх, обжигая руки. Прошва мычит сквозь респиратор, ругая себя и Песчаную Деву, и съезжает по глине вниз, в окоп. Пока бомбомет хоть чуть не охладится, стрелять нельзя – разорвет на хрен.
Хорек шлепается рядом, размахивая руками и двигая лицом не менее активно, даже сквозь респиратор заметно, пытается сказать:
- Там пе… мы… счас…
Черный кивает. Он не отрывает глаз от орудия, такого простого и эффективного, от лоснящихся боков снарядов, глянцево поблескивающих в ямках. Как Белке удалось их столько наклепать? Как ему вообще удалось наделать столько оружия?
Хорек толкает его локтем в бок, вдыхает и, отодвинув респиратор, спрашивает:
- Хочешь? Хочешь? - как девку в борделе предлагает, ей-ей. Черный кивает, да, определенно он хочет, и через десяток секунд они лезут наверх, к остывшему орудию. Черный вытаскивает бомбу, настоящую бомбу – круглую, тяжелую, начиненную смертью. Аккуратно, но стараясь не медлить, вставляет в ствол. Бомба как-то не так идет, что-то не совпадает, рука Прошвы ложится сверху его ладоней, надавливая, снаряд легко входит в пазы, горячий металл обжигает сквозь перчатки, Прошва указательным пальцем тыкает в метку угломера – сюда, Хорек хрипло сипит, скорее себе самому, чем команде: «Огонь!», Черный поджигает короткий хвостик шнура и резво отползает вместе со всеми в окоп.
Грохот стоит невыносимый, но Черный все равно слышит, как потрескивает шнур «его» бомбы, как что-то натужно щелкает в самом стволе, как из ствола выплескивается дым и рыжий хвост огня, как содрогается бомбомет, выпуская снаряд – и как пронзительный визг летящей бомбы завершается далеким грохотом взрыва.
Черный смеется в респиратор, давясь слюной и кашлем, сдирает его, наполняя легкие горьким дымом и вонью напалма, снова смеется, задыхаясь и кашляя, пока Хорек, не начинает бить его по спине неизвестно зачем, а потом пытается напоить.
Черный глотает теплую, перегретую на солнце воду, подымает флягу на манер стакана с самогонкой, выпитой во здравие хозяина, и говорит:
- Отстрелять надо все. Когда первые откатятся, переводи их на Пестрый Корабль. Начнут стрелять оттуда – лупи в ответ.
- А Тихого накрыть не боишься? - Хорек не знает, что спрашивает то же самое, что и Рагон с час назад, но Черный каким-то образом забыл об этом, и совпадение не кажется ему зловещим.
- Нет, - Черный усмехается, натягивает респиратор, салютует Хорьку двумя пальцами и устремляется в левую часть окопа. Хорек пожимает плечами. Черный – тип странный, но Белка в нем души не чаял и мозги его, вывернутые и хитрые, ценил высоко.
Алек лежит на песке, раскинув руки. Сидеть, лежать, да хоть висеть во время поиска – никакой разницы нет. Во всяком случае, Алек ее не замечал. Он просто чертовски устал. Некстати аукнулось и то, что он не спал уже двое суток, так что сидеть, а тем более стоять он просто не в состоянии.
Судя по лицу Тихого и Саиты, оба полагают, что поза «подбитого в полете лебедя» – самая эффективная позиция для занятий телепатией. Алек отвлекается на миг, задумываясь, что, собственно, он определяет по выражению лица, а что – улавливая мысленный фон, потом просто выбрасывает это из головы.
Алек плохо читает мысли людей. Еще хуже – модификантов и почему-то клонов. Зато, как и полагается специфическому дару каринезца, считывает киберов, андроидов и любые, достаточно высокоорганизованные, компьютеры. Алек примерно представляет, в чем суть: база данных любого, самого мощного искусственного интеллекта – если это, конечно, не сама Юпитер – намного меньше, проще и упорядоченнее, чем база данных на живом носителе. Именно на живом, обладающем собственным сознанием, потому что, как он не раз убеждался, разницы между органическим искусственным носителем и кремнийорганическим не было. А с ограниченной базой без бесконечного количества закрытых, блокированных и открытых ссылок работать намного проще.
Так что сейчас он не работает, а предается благостной сиесте. Потому что искать чей-то ум, чьи-то мысли без прямого физического контакта он не может, а поэтому ищет он вовсе не группу гранатометчиков, как предполагает Тихий, а навигатор.
Разведчики прибыли на Остров Кораблей раньше, чем сюда подошла их группа. Наблюдателей тут же сняли, а группа не сунулась, куда глаза глядели, а двигалась осторожно, явно предупрежденная. Из чего следовало, что между группой и ее разведчиками была связь. А так как это все-таки пустыня, то связываться кочевники могли только с помощью приборов высшего класса: коммуникаторов, навигаторов, спутниковых смартфонов. И хотя для Алека такие аппараты были слишком простыми, он полагал, что уловить в общем техническом безмолвии сможет и такой слабый сигнал.
И он его действительно уловил.
Алек открывает глаза, потому что кто-то сильно толкает его в плечо. Оказывается, не толкает, оказывается, он уже сидит, поддерживаемый обоими караванщиками, которые трясут его в четыре руки, поливают водой и всякими способами пытаются привести в себя.
- Блядь, он сдох, - сердито ворчит Саита, - Оракул сдох, мать его.
- Нет еще, - так же шипит Тихий и бьет Алека по лицу. Голова того запрокидывается, он почти не чувствует удара и теперь как-то отстраненно смотрит на небо.
- Оракул, е-мое, очнись. Черный башку с нас снимет, - сокрушается Саита, и Алеку становится до странности легко и весело. Надо же, у них тут почти безвыходное положение, они почти обречены, и если не выйдет остановить поганцев – они гарантированно, стопроцентно станут трупами еще до ночи, но друзья Дарка продолжают твердо верить в свою звезду.
Алеку трудно сейчас собраться с мыслями, но ему кажется, что так было всегда. Что все, и он сам в том числе, связавшись с Дарком, начинали верить в свою особенность, в свою силу. Смешно, в общем-то.
- Оракул.
Алек дергается всем телом, что-то в нем непоправимо ломается после всех экзерсисов этих дней, он натужно кашляет, но зато, наконец, может выговорить:
- Я знаю, где они.
Логично предположить, что навигатор в руках командира, а он будет недалеко от собственной ударной силы.
- А… гм… - Саита неопределенно машет рукой,- а где? Как ты можешь показать-то?
- Направление, - Алек снова кашляет, - я укажу направление и угол.