Я знаю! Надо Гере показать. Она быстренько найдет миллион ошибок, после чего писать уже не рискнешь. Во всяком слуаче, предъявлять общественности. А ведь из нее могла бы выйти расчудесная бета.

Клыки так названы в честь двух базальтовых скал, стоящих не вдалеке от тракта как не понадобившиеся строителям Сцилла и Харибда. Ничьи зубы они не напоминают, но поскольку о химерах пустынники никогда не слыхали, то и назвали, как придется. Воды тут отродясь не было, так что поселением Клыки можно назвать только условно – обычная лежка. Периодически кто-нибудь задерживается здесь дольше, пытается чем-нибудь торговать – да хоть теми же батареями или концентратами. Торговля такая держится не больше полугода: вышедшим на тракт мало что надо, а у тех, кто возвращается мысль только одна – скорей бы добраться. Когда начинается ветер, скалы не могут служить убежищем, так что торговец-неудачник, если не успели его ограбить или убить, с попутной аброй добирается до Города.
Сейчас, например, лежка пустая, причем пустая вообще. Высланный вперед Тихий возвращается, докладывая с некоторым недоумением в голосе, на что охотник только хмыкает. Обычно лежки бывают пустыми только в двух случаях: если начинается сезон бурь и если лежку кто-то вырезал. В данном случае причина иная.
- Они тоже дым увидели, - поясняет он недоумевающему монгрелу.
А увидев, решили, что это – знак опасности, и убрались от греха подальше.
- Тогда почему мы…, - парень замолкает, сообразив, что пустынники не рискнули искать спасения в Городе, раз уж горело что-то в том направлении. А, просто сделав крюк через пески, ушли в Старый Город. Навряд чтобы решили добираться до колодца.
Черный отказал Мареку вести лавсу в прошлый раз, и когда привел назад караван - людей Марека с ним не было. А Марек – человек Сталлера, и если бы крыса прокричал на торговой площади о своем намерении помешать Сталлеру прижать Соленое Побережье, он и тогда не смог бы сказать об этом более ясно.

На этот раз «ночь» была короткой. Крыса поднял караван, как только небо стало слегка бледнеть. Зажглись фонарики, прорезая темноту тонкими бледными лучами. Большинство обходилось и без этого слабого, безопасного света, наизусть зная где лежат их нагревательные плитки, фляги с водой и сигареты, и вместо запаха готовящейся пищи по лагерю тянет табачным дымом. Концентраты не пахнут, и едва слышный «аромат», возникающий, когда заваривают бурду, быстро испаряется.
Черный курит, сидя на корточках перед своим байком. Он думает, что пора надевать маски: днем становится слишком жарко, горячий воздух, подымающийся от нагретого песка, выжигает кожу. Он думает, что кроме тех недовольных в караване есть еще несколько лишних людей: двое фискалов и пара-тройка торговцев, просто-напросто слишком трусливых, чтобы можно было на них рассчитывать. От них надо избавиться в Сером Колодце. Он думает, что не стоит ждать нападения до того, как они покинут его: Серый Колодец – поселение большое и его обитатели охотно ввязываются в драку. Не за бесплатно, конечно, но если на абру нападают кочевники, пустынники всегда приходят на выручку.
В Сером Колодце не строят зданий, не смотря на довольно большое население – обходятся землянками или склеенными из бумаги и автомобильных остовов халабудами. Но зато здесь есть своя вода – источник в неглубокой пещере, зато воздух здесь все еще годен для дыхания. Здесь постоянно останавливаются абры, охотники, менялы из Старого Города, и здесь не далеко до Танагуры – всегда, в случае любого катаклизма, можно добраться до населенных районов.
Люди чувствуют себя здесь в безопасности. Здесь жизнь еще не измеряется флягой с водой или баллоном с кислородом. Здесь люди чувствуют себя сильным , они все еще щедры, они еще могут дарить.
Нет, если бы он задумывал нападение, он постарался бы избежать стычки с обитателями Серого Колодца. Атаковать надо позже: там, где некому придти на помощь, где абры становятся редкостью, а караваны встречаются друг с другом один раз на всем протяжении тракта.
Закон пустыни прост: надо выжить. Найди воду, чтобы выжить, достань кислород, чтобы было чем дышать, убей врага, если нужно, найди друга, чтобы было кому прикрыть спину. Одиночкам редко когда удается выжить. Черный – одни из тех, кому удалось, и цену одиночества он знает лучше многих прочих.
Нет, не нападут они до Серого Колодца. Не рискнут. Позже, когда караван отойдет от поселения на достаточное расстояние. Если ума хватит, то еще позже – когда караван останется без байков.
Если хватит ума и выдержки. И если он, Черный, это позволит.
Поев, караванщики проверяют поклажу, торопясь выкурить «утреннюю» сигарету. Не дожидаясь сигнала, приводят машины в предстартовую готовность, натягивают маски. Караванщики - люди в большинстве своем опытные, указывать им нет нужды. Теперь отличить их друг от друга практически невозможно: в масках, в очках, в головных повязках, почти все в длинных просторных плащах таких удобных для походов в пустыне. На самом деле они быстро научатся отличать одних от других: по походке, по манере двигаться, держать равновесие, поворачивать голову. Сейчас люди ориентируются скорее по расположению байков.
Крыса заводит свою машину: быстрое тестирование, проверка батарей. Несмотря на то, что в пути они уже четыре дня использован только один комплект – вот, что значит хорошая дорога и отсутствие ветра. Байк гудит тем уверенным, насыщенным звуком, которым машина и без процедуры сканирования сообщает, что находится в отличном состоянии и готова везти своего хозяина хоть через всю пустыню. Черному нравится этот звук, нравится, как чуть дрожит байк, ожидая старта, как перемигиваются огоньки консоли. Ему чертовски нравится мотаться по пескам верхом на могучем послушном звере, чувствуя его силу, как свою собственную, ощущая скорость как свою свободу. Он хотел бы всю дорогу пройти на байке. Жаль, не получится - не выгодно. Машина все равно «сотрется» и придется бросить где-нибудь на расправу выжившим пустынным стервятникам. А так, они оставят байки перед Рекой. Кто-то продаст, чтобы не сушить голову об оставленном транспорте, кто-то оставит на сохранение за плату.
Черный оставляет. Когда он был просто охотником, сохранить какую-то одну машину было почти невозможно. А когда стал водить караваны, возможность появилась. Свой байк Черный выбирал сам. В Мидас, в хорошем салоне, а потом отдал на доработку Белке и еще два месяца гонял по пескам, чтобы убедиться в правильности выбора. Он не ошибся, это была его машина, такая, какую выбирают один раз, и крыса неизменно оставляет ее на Черной Слюде. Будет чертовски жаль, если с ней что-то случиться на этот раз.
Тихий выводит свою машину впереди каравана: он – вперед смотрящий, когда тронутся, он обгонит караван еще с одним охотником на пару. Черный подымает руку в жесте готовности, байки взрыкивают, словно докладывая, кто-то, перекрикивая гул машин, что-то еще спрашивает и объясняет, но остальные уже готовы к выезду и караван трогается. Впередсмотрящий двигается все быстрее, остальные машины идут двумя очередями, но так чтобы байки шли не рядом, а соблюдая расстояние между собой. Так легче предупредить возможную аварию или занять боевую позицию при нападении.
Темно, фары байков освещают пустыню, выхватывая из сереющий темноты яркие желтые пятна песка и глянцевое покрытие соседней машины. Байки ровно гудят, каждый немного на свой лад, но вместе они звучат как что-то цельное. Пусть не оркестр это ведь не музыка, но они ощущаются чем-то одним, эта слитая, ровно двигающая колона, видная сверху как цепь голубоватых огней, а друг для друга - как стая грозных, красивых зверей, способных отстоять свое право на жизнь, способных сражаться и выжить. Это вселяет уверенность и спокойствие, это дает людям ощущение единства, как бывает только с близкими друзьями. И это – одно из тех качеств каравана, которое позволяет этой совокупности вообщем-то разных и ничем друг другу не обязанных людей, идти так далеко и надеяться достигнуть цели.
В путь. Мы доберемся. Мы сами выбрали эту дорогу.

По поводу блонди. то если Вы имеете в виду собственно Минка. то вот он как раз не сцене появится не скоро. Вот что его точно пока не беспокоит, так это судьба одного отдельно взятого монгрела.
Ну так и Рики вроде тоже весь в делах. просто процесс пошел и его не остановить. ох, как он пошел!
лишь бы автор его не тормознул

Надо Гере показать.
Не надо. Она интересно пишет, но ее критика ... это немного чересчур . ИМХО
Спасибо за продолжение /винни-пух/.

Да пожалуйста.

/винни-пух/ Аха, еще доза моего любимого наркотика Спасибо!

Но ви хотели тапок? Их есть у меня:
читать дальшеКлыки так названы в честь двух базальтовых скал, стоящих не вдалеке от тракта как не понадобившиеся строителям Сцилла и Харибда.
Кривая формулировка - по нескольким причинам. Первое, по форме: автоматом возникает посыл, что те, мифические Сцилла и Харибда таки понадобились строителям. По аналогии - «Она была похожа на не съеденную людоедами Золушку». Второе, по сути: а что, на Амои смотрели наш мультик «Аргонавты»? Потому что у меня нет иного объяснения тому, зачем строителям понадобились эти чудовища: Сцилла (шестиголовый сабакообразный монстр) и Харибда (атропоморфная хрень, создающая чудовищный водоворот). Это в нашем мультфильме укуренные сценаристы назвали сиплегады – движущиеся базальтовые скалы - Сциллой и Харибдой. На самом деле это совершенно разные вещи.

Пардон:
читать дальше"собакообразный", разумеется

Это в нашем мультфильме укуренные сценаристы назвали сиплегады – движущиеся базальтовые скалы - Сциллой и Харибдой.
Точно. Был такой момент. Ладно попробую иначе. Правда пока не знаю как.

Вот что. Править надо будет больше чем я предполагала. Переписанное я не буду повторно выкладывать, пока Рысь его не проверит, если она, конечно, не передумала.

/винни-пух/
Рысь не передумала, если Автор её не уволил)))
Присылай.

Нет, пока рано. Справку я еще не стригла. И там надо кое-что переделать в погодных условиях.

/винни-пух/
Ну, как будешь готова... в любой момент.

Ну, как будешь готова... в любой момент.
*тихо бурчу под нос*: Еще бы... самая хитрая - это бета: все узнает первой...

northernstrain Это в нашем мультфильме укуренные сценаристы назвали сиплегады – движущиеся базальтовые скалы - Сциллой и Харибдой.
Вообще-то эти скалы - симплегады- Συμπληγάδες = "сталкивающиеся". Но к Сцилле с Харибдой отношения не имеют, точно. ))

Я тоже терпеливо жду продолжения.

Пока не добью эоловы наслоения и не переделаю - ничего не будет.
Блин, вот я знала,что фигня написана о пустыне. Надо было сразу рефераты читать, а не статьи.
Рысь.а вот ссылку на них я теперь не нахожу. хоть убейся. Но реферта скопировала, если интересуешься - вышлю.

ReNne Вообще-то эти скалы - симплегады
Ой, сорри, очепяталась Спасибо, что поправили

ReNne Вообще-то эти скалы - симплегады-
Ой, сорри, очепяталась Спасибо, что поправили

/винни-пух/ Но реферат скопировала, если интересуешься - вышлю.
Интересуюсь)

Они по-моему, у меня все дома. Вечером перешлю.

northernstrain да я поняла, что очепятка.

жду и жду продолжение... выглядываю и выглядываю.... аж глаза на столбиках стали! а нету...

Не могу. Сильно занята.

Наверное, надо будет новую тему завести, я еле ее нашла.

Как было сказано в Сером Колодце не строят настоящих зданий – смысла нет. Собственно все поселение выглядит как одна огромная площадь, окруженная картонными будками ночлежек для гостей и временных, приезжающих на пару-тройку месяцев торговцев. Коренные жители предпочитают землянки, там же размещены склады. Последние сами собой представляют настоящий город, запутанный, многоуровневый, со своими «улицами», принадлежащими разным хозяевам, со своими «тайными» комнатами и своими страшными сказками. И можно не верить в зомби, в которых превращаются заблудившиеся в складах пришельцы, но трудно не верить похороненным под обвалами трупам. Хотя нынешний «бугор» Серого Колодца, вроде бы такого не допускает.
Когда начинается сезон бурь, жители поселения уходят в Старый Город. Можно и в Танагуру, никаких особых счетов с полицией у большинства из них нет. Но Танагура… Танагура - это такой город, где ты никогда не получишь ни уважения, ни достойного внимания. Люди, привыкшие каждый день сражаться за свою жизнь, рисковать жизнью, но и ценить ее, привыкшие жить, если не на самом краю пропасти, то, по крайней мере, никогда не выпускающие ее из виду – такие люди не могут считать сами себя недостойными, не могут поступиться кому-то своей гордостью или самоуважением только потому, что родились не в Мидас. Да, их мир полон грязи, коварства, жестокости и крови. Да, в их мире полно ублюдков, готовых живьем сожрать ради трех кредитов, полно человеческих отбросов и отморозков. Но еще в их мире полно настоящей опасности. Не той, которая поджидает тебя за углом подворотни, чтобы засадить нож в бок, и не той что выглядит как стаут и наркота, не той, что невидимая, приходит с унижением и с нищетой и поедает человека исподволь, незаметно для него. Эта опасность живая, настоящая, это та опасность, из-за которой горячая кровь бежит по жилам, опасность которую можно увидеть и преодолеть, напрягая все силы. Угроза нападения и смерти, неожиданной бури и тяжелого изматывающего труда, драки с любителями наживы и с изменчивым нравом всемогущей Песчаной Девы. Но преодоленная, эта опасность делает человека сильнее и чище.
Этот страшный и жестокий мир полон свободы. Свободы, которая не определяется границами 9-го района, а лишь твоей собственной силой, твоей стойкостью и мужеством. Так что удивительного в том, что те из монгрелов, для которых гордость и достоинство все еще не пустые слова, в конце концов, оказываются здесь, в пустыне – земле безжалостной, но честной?
Этим людям нечего делать в Танагуре. Они не вернуться, если песок поглотит их поселения. Они не вернутся, если откажут разом все обогатительные установки. Они не вернутся если военные компании, проводимые прошлым летом против кочевников, обернуться и против остальных жителей пустыни. Есть Старый Город, есть катакомбы, не будет их… черт его знает, что они придумают, но они выживут. Такова природа людей.
- Хей охотник, а что принес? Ничего не принес? Не понял…
- Нормальный процессор. А тебе его куда интересно, на байк ставить или может ты гравиплан у армейцев отбил?
- Нет, катер.
- Вода! Вода…
- Ах, катер. Ну, тогда… тогда возьми мицутовский, только памяти еще надо будет.
- Э-э-э, парень, я пошутил. У меня байк.
- Че ты мне тогда голову морочишь?
- Вода.
- Да у него срок годности истек еще до появления Танагуры!
- Чего это истек, ничего не истек. Э-э-э… а как на счет дополнительного фильтра? С серебром, он обеззараживает воздух.
- Последнее развлечение. Господа заходите, не пожалеет.
- Вода. Вода! Вода!!!
- … концентрат возьму, а за цересского ублюдка счас схлопочешь…
- Господин охотник, я прошу прощения. Хотите скидку?
Стоя на краю огромной - черт, она больше чем в Цересе! - торговой площади, Черный, настигнутый философскими размышлениями, удивляется им не меньше, чем его воображаемый собеседник. Торг, где люди как нигде склонны проявлять паскудные черты характера, вроде склонности ко лжи, мелкому обману и надувательству – не то время и не то место, когда стоит делать выводы о величие человеческой природы. И все же… и все же, здесь, на краю обжитого мира, существующие только благодаря нечаянному выходу подземного источника, эти люди сотрясают воздух бесчисленными словами вранья, угроз, соглашений и фальшивой благодарности, продают и обменивают, выясняют отношения и бывают, расстаются не только с кредитами, но и с жизнью - посреди пустыни, где каждый порыв ветра говорит о смерти и вечности, это выглядит грязной никчемной возней.
Должно выглядеть. Но эти люди живут рядом с вечностью и смертью и упорно утверждают свое превосходство над ними. Так что получается почему-то наоборот.
- Эй, караванщик, заходи к нам. Идти тебе далеко, так оттянись на дорожку.
- Батарею лучше возьми. Эта «мегатонка». Хошь на байк ставь, хошь на чанкер.
- На хрена мне батарейка на чанкере?
- Вода! Вода. Охотник бери воду, чистая, без угля. Сам знаешь у нас вода стоящая.
Черный рассеянно кивает на все приглашения, не отвечая на них, и торговцы оставляют его ради более перспективных клиентов. Ничего из перечисленного крысе не требуется, а то, ради чего он изображает досужего караванщика, на площадь не принесут. Хотя изображать кого-то ему трудно. Здесь не Церес и Черного очень хорошо знают: ни маска, ни очки его не выручат.
Он вытаскивает из столпившейся возле лотка очереди небольшого, кривого на один глаз пацана. Впрочем, второй глаз у него вполне: живой, блестящий и проницательный, и особого страха физиономия воришки не выражает, скорее досаду.
Крыса удерживает его за тонкую руку, пацан благоразумно не сопротивляется.
- Найди мне Тихого из каравана и сюда приведи.
Пацан окидывает Черного быстрым взглядом, досадующее выражение на грязноватой мордашке сменятся деловитым и уверенным.
- Ага.
- Подождешь пока мы не поговорим, и отведешь его к Лекарю.
- Ага.
Черный отпускает мальчишку, тот немедленно исчезает в толпе, ввинчиваясь нее каким-то незаметным движением, а крыса продолжает философствовать. Вот, например – уважение. Какие интересные формы у него бывают. Пацан даже не попытался спросить на счет оплаты – это уважение. Человек, с которым он будет сегодня серьезно говорить, рисковал своим благополучием, но соглашение выполнил. Не ради денег, кредитов он мог срубить и более легким способом. Фискалы Сталлера не спускают с него глаз ни днем, ни ночью – тоже уважение. Как к сильному противнику.
Еще он думает, что человек способен уважать другого человека, только если уважает сам себя. А если не уважает, то и не способен. Интересно, это положение распространяется на блонди? И если да, то в какой форме?

- … ствол нормальный, я отвечаю. Боекомплекта два. Могу еще подкинуть.
- Без надобности.
- Аккумулятор заряжен. Если не хватит, можно поставить на батарею, но твои сдохнут быстро. Есть «гравики».
В голосе слышится сомнение. Эффективность у гравитационных снарядов выше раза в четыре, но использование сопровождается эффектами, которые могут заинтересовать посторонних наблюдателей.
- Нет. Оптика?
- Без софта.
- Нормально.
- Удачи.
- ?
- Так если сдохнешь, с кого я кредиты получать буду.
Оба улыбаются. Это шутка.

А вечером у дарта появляется необходимость использовать свои полномочия. Конфликты такого рода не редкость, но обычно они возникают позже: когда пустыня начинает всерьез перемалывать людям мозги и они… портятся.
Лагерь караванщиков расположен на расстоянии в несколько десятков метров от поселения. Торг ночью не прекращается, а шум даже усиливается: может, в ночном воздухе лучше разносятся голоса, может, становится больше зазывал или количество желающих получить «последнее удовольствие» увеличивается, но заснуть недалеко от площади невозможно, а тратиться на бумажные конурки крысам влом. Торговцы тоже предпочитают ночевать рядом с байками, ради сохранности груза. Серьезных грабежей здешний «бугор» не допускает, но мелкое воровство за грех не считается. А покупка потыренных мелких, но очень нужных в песках вещей обходится в два раза дороже. Нет, серьезно, это какой-то вывих меновой торговли: чанкер можно купить за приличную цену, а точечный фонарик, которому и цена-то один юнит стоит в три дорога.
Крыса, только что закончивший инспекцию байка Тихого, несколько изменившего привычные очертания и завалившийся спать возле своей машины, поднят на ноги низким, прямо-таки ультрафиолетовым басом. Голос заставляет его ежиться, кажется, что он отзвучивает где-то у основания шеи и его можно снять оттуда как застрявшую прядь волос. Обладатель баса возвышается над скромной фигурой охотника как монумент и утробно гудит: уважительно и где-то даже с сожалением.
- … и говорит, что он твой человек. А твоим людям, мол, обещанна скидка. Коллинз от такого обещания отказывается, но твой человек настаивает. Надо бы тебе подойти да рассудить по закону.
За спиной басовитого худой жердью торчит Тихий, держа руки в карманах плаща и слегка сгорбившись. Где-то должен быть Вуд, но последний контролирует подозрительные ситуации издалека. Это конечно ерунда, «сынок» Автоклава – местного авторитета, на дарта, да еще и на территории лагеря, покушаться не будет, не самоубийца же. Но жизнь в пустыне быстро приучает принимать меры предосторожности при намеке на малейшую угрозу.
Крыса неспешно подымается на ноги, демонстративно – имеющий глаза да увидит – поправляет бумажную кобуру «Кригера». «Сынок» на оружие никак не реагирует, и они отправляются в поселок: впереди Черный, потом «сынок» и незаметный, сутулящийся Тихий. На площади перед ними расступаются, но уходить никуда не собираются. Наоборот, сварливый толкач из каравана Черного, требующий скидку у оружейника, собрал чуть ли не все население Серого Колодца..
- Живи долго, Черный.
- И ты, Автоклав.
- Твой человек?
Вопрос для протокола: караван стоит один, абра пришла пару часов назад, да еще две группы охотников здесь со вчерашнего дня – выбор небольшой.
Крыса окидывает взглядом красивого статного монгрела, вспоминая какое оружие обнаружили на нем его ребята, кивает:
- Мой.
- Так че делать будем?
Опять–таки выбор небольшой: дарт отвечает за своих людей и должен сам разбираться с нарушителями и последствиями их действий. Однако в близких к городу поселениях нарушителя можно передать местному «бугру» и не маяться с выполнением функций судьи.
Крыса с удовольствием бы воспользовался этой возможностью. Но, увы, нарушение караванщика не настолько велика, чтобы Автоклав задержал его у себя.
- Мой человек. Сам и разберусь.
Монгрел – … Никлас, точно – напрягается, едва заметно хмурится, Черный кладет обе руки на пояс: знак внимания Тихому. Парень явно не желает продолжить путь с караваном, и поскольку попытка затеять свару с оружейником провалилась, вынужден срочно придумывать другой способ.
Черный не считал его человеком Сталлера. Относился с недоверием, полагаясь на собственную интуицию, но причины не удосужился поискать. Ошибся, значит. Или еще что-то.
Вымогатель скидок подымает голову, нервно облизывает губы и заявляет:
- Черный сам говорил, что у него фарт у Автоклава. А потому у всех торговцев будет скидка. Мол, Автоклав ему на всю жизнь обязан и сделает все, что он ему скажет.
Заявление замечательное во всех отношениях. Крыса не может не отметить насколько изящный выход нашел Никлас: оскорбил «бугра», подставил дарта, опозорил весь караван, и остался в роли незадачливого, но безобидного лоха, не умеющего держать язык за зубами. Собравшийся народ тоже «оценил»: над площадью повисло глубокое, напряженное молчание.
- Плохие твои слова, - цедит «бугор», глядя на Никласа. Тот невольно ежится и втягивает голову в плечи. Невелик ростом Автоклав, не выше Черного, однако взгляд у него тяжелый.
- Гнильцой отдают.
Он поворачивается к Черному, смотрит почти повелительно. Крыса едва заметно усмехается.
- Гнилые слова, - соглашается он, - но это говорит мой человек, мне и отвечать.
«Бугор» хмурится. Если бы паршивый караванщик остановился на обещании о скидках, дело решилось бы за минуту. Дарт отвечает за своих людей и сам решает, что ему делать с провинившимся: самому карать или отдать на суд «бугра». Но наглый торгаш заявил о долге Автоклава перед вожаком каравана, заявил вслух и тем самым отдал себя в руки закона поселения.
- Мой город рад тебе, Черный. Люди тебе рады, я тебе рад. Но сейчас ты говоришь обидные для меня слова. А я не хочу терять нашей дружбы.
Если Никлас и впрямь шестерка Сталлера или кого-то из его подручных, и если ему удалось увидеть то, что увез на своем байке Тихий, то оставлять его в поселении нельзя. Успеет ли он добраться до Танагуры, или заедет сюда кто-то из людей танагурского дилера – не важно. А рассказать Автоклаву прямо о своих подозрениях, означает оказаться в должниках. А между дружбой и долгом – две большие разницы.
- Я ценю твою дружбу, Автоклав, и не хочу ее терять. Но скажи мне вот что: если человеку умирает в песках от жажды, будешь ли ты кормить его сухим концентратом? Есть ли в этом прок? Ты только попусту истратишь еду, а человек все равно умрет.
Они смотрят друг другу в лицо. Взгляд у Автоклава тяжелый, таким взглядом придавливают к низу, к земле, заставляя опуститься на колени, сдаться. Но в глаза Черному он не смотрит. Надо быть психом, чтобы смотреть в глаза Того, Кто Говорит с Девой.
Крыса опускает взгляд, как если бы не выдержал давления воли собеседника – он действительно не хочет лишиться дружбы одного из самых влиятельных «бугров» приграничья. Поворачивается, чтобы посмотреть внимательно на торговца и повторяет:
- Ты попусту потратишь свое время на него.

Лагерь встречает их тишиной и напряженным ожиданием. Люди сидят возле байков, держа оружие наготове, и никому в голову не приходит лечь спать. Бывали случаи, когда караваны нападали на поселение, бывали случаи, когда жители поселений нападали на караваны. Всяко бывало, но дальше, за Рекой, там, где заканчивается пригодный для дыхания воздух, и смерть тащится у тебя за спиной и заглядывает в глаза.
Но это было раньше. А теперь, после того, как прошлой осенью армейцы вырезали две трети кочевых кланов, после того, как на Белом видели вояк с базы – не наоборот, а именно военных с базы – и у кое-кого на руках появилось неположенное оружие, после того, как пришлый танагурец стал указывать кому и что продавать… все возможно.
Поэтому оружие держат наготове, поэтому байки сдвинуты в круг, образуя укрытие, поэтому стоит такая полная, такая грозная тишина. И когда их троица приближается к лагерю тишина остается.
Черный подымает руку, показывая открытую ладонь: знак, что все в порядке и им ничего не угрожает. Глухой шум проносится над лагерем, люди переглядываются, принимают более свободные позы, но полностью расслабиться караванщики не спешат. Чем закончилось выяснение? Как будет наказан виновник?
Тихий следовал за Никласом шаг в шаг, отслеживая любую возможность последнего сбежать, напасть, сделать подозрительное движение. Оружие с монгрела сняли еще в поселении, и трудно представить, что, не смотря на предпринятые меры предосторожности, он попытается бежать. Без байка, воды и оружия, это просто самоубийство. Да и не слышно в парне той грани отчаяния, которая может подтолкнуть человека к бессмысленному гибельному поступку. Но Черный уже раз ошибся в оценке этого человека, так что не стоит проявлять легкомыслие.
- Вуд, - негромко говорит Крыса, и его помощник появляется, словно из-под земли. Это у него отлично получается: появиться невесть откуда и туда же сгинуть без следа.
- Присмотри за ним, - кивает он в сторону Никласа. Вуд заменяет Тихого позади монгрела и выразительно указывает рукой в сторону байка последнего. Никлас с угрюмым недоумением смотрит на дарта, открывает рот, собираясь что-то спросить. Черный жестом прерывает его.
- То, что я сказал Автоклаву – не пустые слова. Дернешься, и тебе снесут башку. С Черной Слюды можешь валить к своему хозяину.
Он разворачивается, направляясь к своему байку, не оглядывается, когда вслед ему доносится.
- У меня нет хозяина.
Нет, так нет. Крысу особенно не волнует имя покровителя, судьба бесхозного фискала по большому счету тоже. Случись эта разборка за Рекой, он мог бы оставить ублюдка в песках, и совесть его бы не мучила. Но кроме Никласа в караване еще двое фискалов, так что ж теперь: всех замочить? Не дело это, так люди не поступают.

Утром, они отправляются в путь задолго до рассвета. Крыса наблюдает, не вмешиваясь впрочем, как Вуд пристегивает браслет наручника к рулю байка и проверяет настройки машины. Наручники полицейские, из псевдоорганики с мудреным названием, они автоматически регулирует свой диаметр в зависимости от того, на что надеты и снять их практически невозможно. Ярко-красный пылающий цвет их кажется нелепым, соединительная нить почти не видна и кажется, будто Никлас, непонятно с какого праздника, напялил браслет себе на руку, а вторым украсил свой байк.
И смыться вместе с байком не получиться: чтобы не париться с настройками Вуд ставит чип на плату. Чтобы подавить программу на ходу, да еще и под наблюдением, надо быть по меньшей мере каринезцем, а у парня глаза не красные. Так что, не сможет. Байк будет следовать за машиной Вуда как привязанный - в пустыне подобный способ угона байков получил большое распространение.
Караван выстраивается в две линии, готовый тронуться в путь. К удивлению Крысы фискалы Сталлера не торопятся покинуть их и это наводит его на некоторые размышления. Он дает сигнал к старту, байки трогаются с места, Серый Колодец остается за спиной и Черный совершенно четко понимает, что они больше не могут ждать. Не могут идти дальше, считая себя обычным караваном и делать вид, что война не развязана.
Война началась. Он так хорошо это понимает, словно это кто-то сказал, громко и твердо.

Ветер меняет направление, дует прямо в лицо. Особого неудобства это пока не причиняет, слаб еще «господин пустыни», играет с пылью и не трогает людей. Но все равно понятно, почему в песках никогда не используются шлемы для езды. Крошечные частицы песка, влекомые ветром в бесконечное странствие, превращают стекло или пластмасс в матовую пластину за пару дней. Гелевая маска справляется с песком не в пример лучше, а линзы в очках поменять намного проще.
Тракт ведет на восток. Когда встает солнце, линия горизонта наливается огненно-красным, потом оранжевым, словно за горизонтом разгорается гигантский пожар. Зарево занимает половину неба, огонь рвется вверх, все выше и выше, песок полыхает красным углем, и когда в этом пламени появляется ослепительно-алый диск Гланн, он кажется таким огромным, как будто встает прямо из этой бесплодной, обожженной земли. Нет и не было никакой двенадцатой планеты, вращается в мировом эфире усыпанный песком плоский диск, из-за края которого каждое утро рождается круглый алый огонь, встает, вот тут, за пару десятков лиг от них и лишь потом подымается в небо, чтобы осветить великую пустыню и дать ей тепло.
И если успеть добраться до солнца, пока оно еще не взошло, добраться до горизонта – можно подняться в небо вместе с ним. Увидеть пески сверху и остаться там, наверху. И они идут вперед, в это алое гигантское зарево, идут к горизонту, чтобы уйти вместе с солнцем и никогда не возвращаться.
Потом зарево быстро гаснет, опускается вниз, сдергивая с песков оранжевое блестящее покрывало рассвета. Гланн превращается в белый ослепительный диск, ветер усиливается, тонкая серая пыль постепенно заполняет воздух, и горизонт кажется одинаковым, в какую сторону не глянь, и мерный гул машины кажется единственным признаком движения.
А через шесть часов пути их, наконец, догоняет долгожданный путник.
- Живи долго, Келли.
- И ты, Черный.
Келли не один. За ним едут двое охотников и незнакомый парень, которого нельзя назвать ни крысой, ни даже монгрелом. Из-под головной повязки у него торчат ярко-белые дреды, он одет в новенькую куртку ядовито-зеленого цвета, байк он ведет неуверенно, как водит человек не привычный к такому транспорту, и даже если закрыть глаза на все перечисленное, все равно понятно, что этот парень - горожанин. Ну, или совсем недавно был им.
За троицей следуют два байка на «привязи», нагруженные контейнерами с надписями «Опасно». Черный одобрительно кивает, оглядывая «делегацию», прибывшие пристраиваются в хвост колонны, и караван едет дальше.
А еще через час дарт объявляет остановку.

Разучилась я писать. такой жалкий результат таких долгих трудов.

ИИИИИИИ!!!!!!!
Щаз. Щаз проверим насчет жалкости.... фырк)))

Сомневаюсь я что-то насчет жалкости результата.
Спасибо за продолжение, уволокла читать.